Андрей Темников - Зверинец верхнего мира

Он прибыл в замок и заявил о себе. Просил каждое утро ставить ему кувшин с водой, почти полный, так, чтобы горлышко было не очень узким, но и не слишком широким. Сначала Пеире долго смотрел в воду, а когда его лицо в кувшине разбивалось на маленькие волны, что-то получалось…

Он знал, что эта песня ему не удастся, ей просто не время, и это будет песня на случай. Он и без Бельчонка знал, что она победит, это же совсем просто сделать: шестьдесят рифм он заготовил заранее, и все, одна за одной, уже навевали печаль, а потом они ее развеивали, шумя, как вода в домашнем водопадике, поившем западное крыло жилья. Ему отвели лучший уголок, закут, мощенный камнем, только плиты со временем разошлись. Ветер приносил иногда пушинки с хозяйственного двора, где ощипывали голубей. Пушинки никак не хотели улечься на травку, пробивающуюся между плит, в которой слабо желтел один-единственный одуванчик, недовольный отсутствием солнца. Остальные он съел по привычке жевать горькую травку, молодым это не нравилось, они предпочли бы сельдерей, свежий салат, майскую капусту или зеленый горошек.

Скоро ему подадут жареного голубя и прошлогоднюю грушу, запеченную, как он любит. А вина мы выпьем завтра.

У сеньора было небольшое родимое пятно под нижней губой. Одни видели в этом пятне расплывшийся крест, а другие ящерку, которая живет на раскаленных угольях; Пеире виделся в этом голубь. Жаренный на вертеле. Разумеется, с людьми суеверными не было никакой необходимости делиться своей наблюдательностью; к вечеру пятно на подбородке сеньора блестело так, будто его покрывала запекшаяся корочка. Есть такие люди, которым на всем и во всем видится крест, ну хотя бы андреевский или Т-образный.

– Ты победишь, Пеире, – сказал ему князь Блаи, только не тот, который складывает простые песни по известным образцам, другой князь, хороший рассказчик и потому молчун. Это его забавники вечно не спят из-за острой еды, а он принужден болтать и набалтывает им такое, чего в книгах не прочтешь, время от времени его рассказы шагают по Югу, да так еще колются, прямо до колик в животе. Никто и не скажет, что они переплыли море, хотя сам князь Блаи говорит, что вывез их из Антиохии. Да, а вот в книги они не попадают.

– Ты победишь, Пеире, – сказал ему Пистолетик, никчемный человек, которому в эти дни здесь делать нечего, но он из людей князя Блаи. Громко сказал, так, чтобы это слышал Арнавт, молодой, всегда второй после Пеире. А, бросьте, какой он молодой, если вот уже семь лет вторым? Да и то за то, что ввел вариативные рифмы, которых настоящие певцы избегают. Ввел, однако, энергично, этого у него не отнимешь.

– Второй значит первый, – сказала Элеонора. Ей предстояло прожить семьдесят девять лет. Маленькой Элеоноре едва минуло пятнадцать, и она уже год как замужем за сеньором. У нее будет четыре мужа и ни одного любовника, всех своих мужей она надолго переживет: возможных поклонников это отпугивает.

– Второй значит третий, – осмелился возражать Пеире, стареющий Пеире.

– А кого же вы ставите выше себя? – со смехом спросила Элеонора (Арнавт молча повторил ее вопрос).

– Себя молодого, – отвечал Пеире, и оба увидели, что язык и губы у него желты от пыльцы одуванчика, старческой травки, молодые предпочли бы что послаще, не зная, что серединка этого цветка такая же сладкая, как салат, петрушка или майская капуста. Что там, даже слаще!

– И в каждом раннем цветке, – наставлял Пеире Арнавта, – есть черная букашка, длинная, но с очень короткими крыльями. Она умеет изгибаться, как червяк, и всегда только одна. Лучше ее прогнать и не есть.

– А что будет, если съешь?

– Просто мало приятного.

Мощеный дворик наполняли запахи с кухни, жарилось много мяса. Шипя, капал жир, а вот слуги ходят неслышно, в мягких туфлях с острыми носами, иногда икают, но говорить им запрещено, чтобы не мешали. Пеире, Арнавт, Башмачок, Мало Меда и еще двенадцать певцов получили три дня на то, чтобы сложить песню. Каждый выбрал себе угол сообразно вкусам и привилегиям, какими он пользовался у сеньора или у его супруги Элеоноры. Пеире устроился поближе к кухне на свежем воздухе. Башмачок – возле входа в винный погреб, отхлебывал из каждого кувшина, который мимо него проносили. Мелиор из Британии прислал своего жонглера с указаниями, как сделать песню, и списком опорных слов. Каждое утро жонглер покидал замок, бродил по берегу реки, спускался в луга, когда просохнут росы, а вечером возвращался с полной сеткой птицы и позволял дамам погладить по спинке своего сокола в красном колпачке.