Я часто пребываю в задумчивости. В таком состоянии я ощущаю под собой море, — временами мне кажется, будто я слышу, как его пение прорывается сквозь доносящуюся издалека музыку Рэтклифф-хайвей. Море никогда отсюда не уходит. Вот за что я люблю это место, хотя, впервые попав сюда, еще не знал об этом. Достаточно постоять на этой улице, чтобы почувствовать в воздухе соленый запах моря.
Ночные звуки прокрадываются в сад. Я сижу, наблюдая, как дым от моей трубки поднимается к звездам. Раздается пение соловья. Я закрываю глаза, пробегая пальцами по зажатому в левой руке кусочку моржовой кости с вырезанным на нем попугаем. Это подарок Дэна.
Два года прошло с тех пор, как умерли Россетти и Дарвин. Примерно тогда же ушел еще один человек, смерть которого осталась почти незамеченной, — дражайший мой друг, Дэн Раймер. Если и был в моей жизни человек, заменивший мне отца, так это был он. Дэн умер от опухоли в мозгу, семидесяти шести лет от роду. Неплохой возраст. Его вдова по-прежнему живет в Боу. Она снова вышла замуж, и двое самых младших детей все еще при ней. Элис была на двадцать лет моложе Дэна. Мистер Джемрак давно отошел от дел, и теперь всем заправляет Альберт, но настоящие любители птиц приходят ко мне: это старики и вдовы из домов призрения. Наша лавка расположена справа, если идти в сторону района Лаймхаус. Здесь можно купить длиннохвостого попугайчика или пару коноплянок и хорошую клетку в придачу. Или можно заплатить пенс, пройти через лавку и посидеть в птичьем саду у фонтана или рядом со статуей Пана, играющего на свирели, наслаждаясь целый день чириканьем зябликов и снегирей, любуясь золотистыми карпами в пруду и беседкой, увитой жимолостью.
Мать Ишбель любит проводить здесь время за вязанием. Она теперь живет с нами. По ее словам, здесь покойно и тихо, но и звуки с улицы тоже доносятся. Хорошее у нас место. Сюда я прихожу, когда наступает ночь, раскуриваю трубку, смотрю на звезды и уплываю вдаль, покачиваясь на волнах, прислушиваюсь к реву океана и раскатам грома в небе, ощущаю, как набухают тучи и демоны с воем поднимаются из глубин. Наверное, именно благодаря тому плаванию я стал тем, кем стал. Если бы не путешествие за драконом, я бы так и остался мальчиком на побегушках при зверинце. Неужели же все было ради этого? Ради того, чтобы я стал таким? Неужели Бог лишен разума? И это все? Неужели я застрял между безумным Богом и безжалостной природой? Вот так штука!
Мир житейских будней не по мне: люди занимаются своими будничными делами, вовремя ложатся, вовремя встают, вовремя ужинают. Я не хочу быть частью такого мира. Порой я тоскую по монашеской келье, пещере в скале, лачуге в лесу, где мое сознание могло бы растекаться во все стороны, подобно воде, подобно морю.
Время созерцать. Наблюдать за волнами — за тем, как они поднимаются и опадают. Следить за дыханием мира.
Вся эта внешняя суматоха утомляет меня. Ишбель, конечно, приходится с этим жить. С годами я постепенно рассказал ей почти все, даже историю с драконом. «Бедняжка», — говорит она, имея в виду нас обоих — и меня, и дракона. Ей никогда не понять, да и немудрено. Понимание ничего не значит, важно лишь постоянство: я должен вернуться в море, она меня не пускает. По этому поводу у нас вечный спор.
— Ты и одна справишься, — убеждаю я, — это ненадолго. Дэвид может помочь.
Но Ишбель и слышать об этом не хочет:
— Прости, Джаф, но нам с матушкой такое уже не по силам.
Вот я и сижу в саду. Я никогда не вернусь в море. Глаза мои закрыты. Дети давно уже спят. Я достаю из кармана кость с изображением попугая и верчу ее между пальцами. Моржовая кость. У Дэна тоже были свои уединенные места, куда остальным вход был заказан. Все, что я видел, делал и пережил, стало достоянием вечности, такой же частью меня, как мои собственные кровь и кости. Я видел небеса, полные ангелов, и слышал хохот из глубин. Соловей заходится в рыданиях. Я потираю то место, за которое Тим хватался тогда, в шлюпке. Оно до сих пор болит. Тим иногда приходит ко мне. А как иначе? Он не сердится. Ведь он мне друг. Мы все еще вместе.
Я открываю глаза и смотрю на лилово-синее небо, на невозможно прекрасную лунную радугу, звенящую на востоке. Я все еще в пути, далеко-далеко, — в такой волшебной дали, что вам в жизни не представить.
Перед вами — художественное произведение, основанное на исторических событиях. Единственная реальная историческая фигура в книге — сам Чарльз Джемрак, все остальные персонажи вымышленные.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу