Кэрол Берч - Зверинец Джемрака

Я встал и прошелся вдоль стеллажей. Там были труды Чарльза Дарвина, Альфреда Рассела, Чарльза Лайеля и Томаса Хаксли, хотя тогда я еще не знал этих имен, за исключением Дарвина, чей толстенный фолиант годами красовался в конторе мистера Джемрака в книжном шкафу. Одна из полок была целиком забита собственными альбомами и дневниковыми тетрадями Дэна, которые он привозил из путешествий. Остальную часть библиотеки составляли книги о животных, птицах, рыбах, растениях и о море. Я вытащил один из томов: Одюбон, «Птицы Америки». [12] «Птицы Америки » (1827–1838) — альбом американского натуралиста Джона Джеймса Одюбона с изображениями птиц Северной Америки. Первое издание признано шедевром книжного дела: все иллюстрации выполнены в технике раскрашенной вручную гравюры. Размер книги — в половину человеческого роста.

Потрясающие иллюстрации.

— Возьми ее, — сказал Дэн, — не стесняйся.

Книга эта была волшебная — даже на ощупь, а какой от нее исходил запах! Все оставшееся время я держал ее на коленях, поглаживая переплет. Когда я уже стоял на пороге, собираясь уйти, неожиданно вышедшее из-за туч солнце осветило обложку.

— Решил вернуться в море, — сообщил я Дэну.

Тот кивнул:

— Сейчас, наверное, для тебя это будет лучше всего. Море дает возможность хорошенько подумать.

Я указал на книгу:

— Буду ее беречь.

— Иди давай. — Дэн легонько подтолкнул меня.

Я дошел до дока «Виктория», осмотрелся, навел справки у рабочих, нашел корабль, готовый к отплытию в Испанию, и записался в команду. Когда я сообщил об этом матушке, она дала мне пощечину.

— Да как ты посмел! — воскликнула она. — Как ты мог так со мной поступить!

— Матушка, — на глазах у меня выступили слезы, — молния в одно и то же место дважды не бьет.

— Откуда тебе знать?

— Подумай сама: меня завтра может кеб переехать. Отнесись к этому разумно.

— Ты про разум мне ничего не говори, — ответила она, и на мгновение я пожалел о принятом решении, но было уже поздно — до отхода судна оставалось два дня.

— Мам, — я положил руки ей на плечи, должен же я чем-то заняться. Испания совсем рядом. В море я смогу как следует обо всем подумать.

— Ну конечно, — с горечью возразила матушка, — а там ты чем занимался все эти месяцы? — Она возвела глаза к потолку.

Но успокоилась она, как всегда, быстро и принялась хлопотать вокруг меня, посадила за стол, принесла суп и хлеб. Больше она ни слова не сказала о своем нежелании отпускать меня в море.

Странно, как грустно звучат эти слова.

И снова начались мои скитания: были и приключения, и девушки, и добрые друзья; я купил себе гармонику и научился играть «Санти Анну». Китобойный промысел сошел на нет, да я и в любом случае не стал бы им заниматься. Теперь я ходил на торговых судах и клиперах, о дальних переходах и не думал. Ходил в Испанию, Голландию, к берегам Балтийского моря, один раз — в Александрию, дома бывал регулярно. Пару раз виделся с Ишбель, мы оба держались друг с другом вежливо, но отстраненно. Как-то я встретил ее с женихом — симпатичным парнем, чуть повыше меня ростом. Мне было очень неприятно. После той встречи я пришел домой, завалился на кровать и спрятал голову под подушку — душа болела. Еще немного, и я превратился бы в одного из тех прожженных типов, что сходят на берег лишь затем, чтобы потратить заработанные деньги, но во мне вдруг проснулась тяга к учебе.

В этой истории есть повороты и хитросплетения, они — как спутанный моток шерсти, который надо распутать и смотать в аккуратный клубок, но я не хочу этого делать. Пусть она будет как похлебка, в которую покрошено все подряд: самые неподходящие, забытые вещи, обломки, обрывки. Волны времени и впечатлений то выносят нас на сушу, то отбрасывают назад, в море, вечно набегая на берег; постепенно волны эти становятся рябью, мельчают и слабеют, покуда не приходит сон.

Иногда мы прогуливаемся по старым местам. Рэтклифф-хайвей изменилась, как меняется лицо человека, пока не замечаешь вдруг, что под ним скрыто другое лицо, а под тем — еще одно и еще одно.

Вы, наверное, знаете такую песенку:

В ней бог знает сколько куплетов. Однажды я слышал, как человек пел ее со сцены в театре «Эмпайр». Надо было видеть, как публика каталась от хохота. Смешно, правда? Кто-то сказал мне однажды, что, если выйти с этим на сцену, можно сорвать овации. Наверное, так оно и есть.