Федор Московцев - Карибский кризис

Для меня это стало настоящим ударом: во-первых, сумма экспортного НДС, который еще предстояло возместить плюс к тем десяти миллионам, приблизилась к отметке шесть миллионов, и эти деньги я должен был выбить из госбюджета для Экссона либо перечислить в компанию из своих средств; а во-вторых, нужно было идти на поклон к святому Иосифу, который занял по отношению ко мне откровенно враждебную позицию.

Итак, я активно занимался делами своей фирмы, координируя действия своих помощников — Павла, Михаила (который взял себе в подмогу еще одного бухгалтера) и других. Периодически встревала Ирина и что-то протяжно мяукала насчет своего любимого святого Иосифа, видимо, он её основательно накрутил и она требовала, чтобы я погасил задолженность перед ним и перед бунтовщиками, а не то он «сотрёт меня в порошок и потопит Совинком». Со мной он общался корректно и прямо не показывал своё недовольство, зато, оказывается, при ней давал волю чувствам, ругаясь матом и презрительно называя меня «долбаным дебитором» — так, по крайней мере, говорила Ирина. Для начала я напомнил ей, что у неё давным давно нет полномочий общаться со старым седым полковником, пригрозил ей увольнением, поскольку мне тут не нужны агенты влияния, что касается дебиторской задолженности — тут я разразился издевательским смехом и заявил, что в сложившейся ситуации не я ему, а он мне должен платить пожизненное содержание. Я нарочно довольно глумливо развил эту тему в расчёте, что Ирина передаст мои слова святому Иосифу. Она, как обычно, принялась истерить, и, поскольку это не произвело на меня никакого впечатления, стала писать заявление об увольнении — уже бог знает какое по счету. Написав, бросила мне на подпись. Я спокойно ответил: «А с каких это пор для твоего ухода требуется моя подпись? Ты можешь уйти сама — как ты это обычно делаешь!»

Тут она схватила меня за руку и с кликушескими интонациями завопила:

— Ставь подпись! И добавь: «С удовольствием!», как Расторгуев. Обязательно напиши: «С удовольствием!»

После этого выпада, соперничавшего по своей злобности с самыми страшными фильмами ужасов, меня, наконец, проняло. У меня не было ни малейшего желания копаться в её разрушенном сознании, и я сделал всё, что она просила, лишь бы поскорее ушла.

Как только Ренат начал вывозить из офиса Северного Альянса оргтехнику, все сотрудники мигом испарились, забрав свои трудовые книжки. Сам он появлялся лишь для того, чтобы показать потенциальным покупателям офисную мебель, о продаже которой разместил объявления в газетах и в интернете.

Ренат докладывал, что в офисе тусуется Рошаль. Как призрак, блуждал он по пустому помещению своей подпрыгивающей походкой и жестикулируя, без содержания, поддерживаемый идеями, самоуглубленным анализом, и сосредоточенными раздумьями. Периодически компанию ему составляли Казьмирчуки.

Во избежание ненужных расспросов со стороны хозяев бизнес-центра Ренат не стал менять замки и аннулировать пропуск Рошаля, весь этот цирк с его офисными пантомимами должен был прекратиться сам собой 1 апреля, когда заканчивалась аренда офиса на Большой Морской.

В один из дней Ренат появился в офисе, чтобы принять Надежду Васильевну — она приехала просмотреть документы Северного Альянса и некоторых других фирм и дать указания, что сохранить, а что можно выбросить. Её привёз Блайвас. Она стала заниматься с документами, Ренат с Блайвасом ходили по кабинетам, болтали о том о сём, не обращая внимания на истомленного печалью Рошаля, трогательный образ которого уже давно никого не трогал.

В какой-то момент Блайвасу позвонили, и он вышел из офиса, чтобы с кем-то там встретиться на Исаакиевской площади. Ренат уточнил у Надежды Васильевны, сколько времени ей понадобится, чтобы рассортировать документы, и тоже на время ушёл.

Когда они вернулись обратно, то обнаружили Надежду Васильевну в полуобморочном состоянии. Она не могла объяснить, что с ней происходит, лишь хваталась за сердце и причитала: «Какой ужас!» Наконец, справившись с волнением, она рассказала, что случилось. Как только её зять и Ренат вышли, в её кабинете материализовался Рошаль и обратился к ней с обличительной речью, в которой рассказал о моих проблемах: о том, что у Совинкома колоссальные долги, компания фактически прекратила деятельность, не за горами арбитражные суды… в общем поспешил уложить в её бухгалтерскую голову все «приятные» новости, которые только знал, присовокупив свои соображения о том, что кредит, документы к которому она готовит, уйдёт на погашение долгов и вряд ли будет возвращен. Засим, устранив беззаконие, выпрямив кривду, загладив несправедливость и искоренив злоупотребления, Рошаль откланялся.