Федор Московцев - Карибский кризис

— Ну вот, мы познакомились, — сказал Домбровский, сличая мой паспорт с оригиналом, хотя то же самое уже сделали охранники на первом этаже.

Я выложил перед ним учредительные документы Экссона, копии свидетельства о регистрации, ИНН, бухгалтерских балансов, отчетов о прибылях и убытках, проговорил стандартный текст о том, чем занимается компания — собственно, моему собеседнику это было отлично известно, раз уж он столько времени работает с нами и к тому же получает от Владимира комиссионные.

Без лишних предисловий он сказал:

— Вот, я вижу, что передо мной живой директор, чья подпись стоит на всех ваших документах, но у меня такой вопрос: не будет ли у нас проблем при возмещении НДС — экспортного и внутреннего? Ваша налоговая пришлет нам нужный ответ в случае встречной проверки и запроса из нашей налоговой инспекции?

Кивнув в сторону балансов с отметкой налоговой инспекции, я заверил собеседника, что отчетность подается добросовестно. Мне очень хотелось добавить, что за всю историю взаимоотношений с Северсталью для заключения сделок Экссону предлагались, как минимум, пять компаний, и среди них не было ни одной с названием «Северсталь». Всё больше фирмы с названиями, при прочтении которых загораются глаза даже у начинающих сотрудников ОБЭПа: «МеталлЭкспоГранд», «Авторейдальянс», «Аломайд Сервис»… Рисковали мы, работая с поганками, а не Северсталь. И тут вдруг у этих чистюль, всю дорогу работавших через подставные фирмы, просыпается гражданская совесть.

Видимо, прочитав мои мысли, Домбровский начал объяснять причины своего беспокойства. В Москве участились случаи ареста счетов фирм, которые по каким-то соображениям сочли подозрительными. Логику милиционеров понять невозможно. Так же, как уличный мент, малограмотный приезжий гастарбайтер в форме, останавливает столичного жителя, и, на ломаном русском языке требует показать прописку. Чем он руководствуется в своих действиях? Душа его темна, так же, как его выдубленная южным солнцем кожа.

ОБЭПовцы, налоговики, УНПэшники, РУБОПовцы, и прочие силовики, их действия непредсказуемы. Накроют поганку, через которую люди обналичивали деньги, и арестовывают сразу счета всех фирм, зарегистрированных на человека, который являлся учредителем этой самой поганки. Заодно арестовывают счета всех контрагентов.

Это действия, которые можно как-то объяснить, тут есть здравый смысл и логика. А то ведь, прикрываясь борьбой с терроризмом и мировым злом, приостанавливают операции по счетам уважаемых фирм. Потом сидят и ждут. Если приходят учредители, директора, бухгалтера, приносят документы, доказывают свою добропорядочность, то решение о приостановлении отменяют, счет разблокируют. Говорят, бывали случаи, когда никто не приходил и не спасал свои деньги, и улов доставался… кому? Догадаться несложно.

Я кивал головой, и, смотря по обстановке, то возмущался действиями силовиков, придумавших терроризм и мировое зло для прикрытия своих бесчинств, то сердился на недобросовестных партнеров, для заключения сделок предоставляющих заведомо «тёмные» компании.

Наконец, профилактическая беседа подошла к концу.

К моему неудовольствию и досаде, пришлось сохранить балаган под названием «Северный Альянс» и снять под него новый офис на Большой Морской улице. Моё раздражение возрастало с каждым днём, и чем дольше мне приходилось содержать этот цирк, тем хуже было для его клоунов — особенно для Рошаля, с недавних пор вошедшего в образ вечно замученного лузера. В нём я видел то, что никак не могло утешить мою душу.

В один из дней я приехал в офис Северного Альянса, чтобы прояснить ростовский вопрос — как идут дела с Горячим Медвежонком (aka Тимур Гантимуров).

Рошаль задерживался. Он появился без нескольких минут одиннадцать. И проследовал в свой кабинет, где оставил верхнюю одежду и кейс, и тут же вместо утреннего кофе отправился ко мне на поклон (я припарковал машину напротив входа в здание, и Рошаль не мог её не заметить).

Взъерошенный, покрытый красными пятнами, жутко пахучий, он подошел ко мне своей подпрыгивающей походкой, подал руку (периодически у него случались приступы какой-то аллергии, во время которых от него исходил настолько тяжелый запах, что оставался в помещении долгое время после того, как носитель запаха оттуда уходил и долго-долго этот шмон не выветривался).