Федор Московцев - Карибский кризис

Мы пересеклись после работы, в половине восьмого вечера в центре, в пабе «Дружба». Настроение у меня было какое-то неопределенное. У входа в заведение я подумал, не отменить ли встречу и не поехать ли по злачным местам, чтобы предаться «скрытому разврату и тайным порокам», на которые намекалось в Ирининых письмах. Но, придав предстоящей беседе статус душеспасительной, я тяжело вздохнул, поднялся по ступенькам, и вошел в ресторан через дверь, услужливо открытую швейцаром.

Я начал беседу с Ириной с рассказа о том, как когда-то пришел в этот ресторан с главным врачом железнодорожной больницы; заговорившись, мы вышли, забыв заплатить, и официантка со счетом догнала нас только у здания областной администрации. Развлекая Ирину подобными историями, я видел, что, слушая меня, она думает о своём, и, закончив очередной рассказ, я умолк, давая ей возможность высказаться.

Она заговорила. Ничего не прибавив нового к тому, что мне уже было известно, она хотела, чтобы я дал оценку действиям основных участников недавних событий. Предполагая, что всё сказанное мной может быть впоследствии напечатано в её «письмах», которые неизвестно куда попадут, я сделал вид, что не придаю особого значения выходкам детей полковника Иосифа. Около одиннадцати вечера беседа приняла совсем неожиданный оборот. Ирина пустилась в рассуждения о том, что в жизни имеют значение только две вещи: любовь и бизнес. И подлинное счастье возможно, только если они существуют в стенах отдельно взятого предприятия.

«Служебный роман» — чуть было не сорвалось с моих губ, но я вовремя спохватился: ироничное высказывание могло обидеть Ирину, ожесточенно развивавшую свою идею. Которая меня шокировала, и чем дальше, тем в большей степени. Рассказывая о потребностях своего сердца с устрашающей нежностью, она вдруг спросила, люблю ли я свою жену Мариам. С осторожностью капитана, ведущего корабль между рифами, я повёл рассказ о различиях между ценностями и их пониманием. Предательски дрожащим голосом говорил я о различиях между неизменными нравственными ценностями и изменяющимся пониманием этих ценностей.

— …Крепко любящие друг друга супруги лучше понимают свою любовь через десять… двадцать лет. Сама же любовь неизменна. Изменяется её понимание…

Так говорил я, украдкой поглядывая на часы. В полночь, окончательно запутав свою собеседницу в хитросплетениях основ нравственности и этических разногласий, спросив у официантки счет, я попросил вызвать такси, подчеркнув: две машины.

На улице, пустив в ход самые тонкие уловки, я ускользнул от Ирины.

По закону подлости, во время этой встречи в ресторане находились знакомые, знавшие и меня, и Мариам, которые доложили ей о том, что видели меня в вечернее время в женском обществе. Она предсказуемо учинила мне допрос. В своё оправдание я сказал правду: в командировке дел полно, а времени в обрез, к тому же присутствуют некоторые специфические сложности, поэтому с некоторыми сотрудниками пришлось встречаться вечером вне офиса. Это прозвучало неубедительно, хотя было чистой правдой. Мариам приняла моё объяснение, хотя было видно, что она мне не поверила. И мне бы не было так обидно, если бы меня застукали с любовницей в ресторане, после которого мы бы поехали в гостиницу трахаться. Но в том-то и дело, что в этот раз, и в целом ряду предыдущих аналогичных моментов, недоразумение возникло просто на ровном месте, из ничего.

Из Волгограда в Петербург я поехал через Москву — по поручению Владимира Быстрова мне нужно было побывать в офисе Северстали, нашего стратегического клиента, закупавшего у нас большие объемы тепловозных батарей для централизованной поставки на ОАО РЖД. В офисе на Краснопресненской набережной меня принял Илья Домбровский, исполнитель, в ведении которого находились закупки. Его реальная должность была мне неизвестна, Владимир не очень-то распространялся насчет своих клиентов, всё, что я знал — это то, что от этого человека зависят наши продажи.

Очевидно, Домбровский занимал не последнее место в иерархии Северстали, у него был просторный кабинет, тогда как остальные обитатели офиса трудились в большом зале, боксированном перегородками на клетки-соты, внутри каждой находилось небольшое рабочее пространство со всем необходимым для функционирования одной рабочей единицы: столом-компьютером, креслом, тумбочкой и шкафчиком. И это только один этаж из нескольких.