Джоди Пиколт - Обещание

Головная боль была ничто в сравнении с тем, как щемило сердце.

— Крис! — Голос матери обволакивал, словно дым. Она уже сидела на кровати, складки одеяла оставили на ее щеке рифленый след. — Дорогой, ты как?

Он ощутил материнскую руку — прохладную, как река, — на своем лбу.

— Голова болит? — обеспокоенно спросила она.

В какой-то момент проснулся и отец. Сейчас оба родителя склонились над кроватью — две половинки одного целого, на лицах написаны боль и сострадание. Крис повернулся к отцу и потянул подушку на лицо.

— Дома тебе станет намного лучше, — заверила мать.

— На эти выходные я возьму напрокат дерево-распиловочный станок, — добавил отец. — Если врачи скажут, что ты вполне здоров, то не вижу причин, почему бы тебе мне не помочь.

Дерево-распиловочный станок? Чертов дерево-распиловочный станок?

Мать обняла его за плечи.

— Дорогой, не стоит сдерживать слезы, — сказала она, повторяя одну из миллиона банальных фраз, как ее учил минувшим вечером дежурный психиатр.

Крис не собирался убирать подушку от лица, поэтому мать схватила ее за уголок и тихонько потянула к себе. Подушка упала на больничную койку, обнажив пунцовое, разгневанное лицо Криса. В глазах его не было ни слезинки.

— Уходите, — раздельно, по слогам произнес он.

И услышав, что в конце коридора приехал лифт, он поднес дрожащие руки к лицу, коснулся переносицы и сухих глаз-зеркал, пытаясь понять, кем же он стал.

Джеймс скомкал бумажную салфетку и засунул ее в свой стаканчик из-под кофе.

— Что ж, — сказал он, взглянув на часы. — Мне пора.

Гас посмотрела на него поверх пара, поднимающегося над ее стаканчиком с забытым чаем.

— Что? — удивилась она. — Пора? Куда?

— Сегодня в девять у меня радиальная кератомия. Уже половина девятого.

От изумления у Гас перехватило дыхание.

— Ты собрался сегодня оперировать?

Джеймс кивнул.

— Я уже не могу ничего отменить. — Он начал ставить стаканчики и одноразовые тарелки на поднос из кафетерия. — Если бы я побеспокоился об этом заранее, например вчера, — другое дело, но мне даже в голову это не пришло.

По его тону Гас показалось, что муж во всем обвиняет ее.

— Господи! — прошептала она. — Наш сын пытался покончить жизнь самоубийством, его девушка мертва, твой пистолет в полиции, а ты продолжаешь делать вид, что вчера ничего не произошло! Ты так легко можешь вернуться к прежней жизни?

Джеймс шагнул к двери.

— Если я не попытаюсь, — возразил он, — то как мы можем ожидать этого от Криса?

Мэлани сидела в одном из кабинетов здания, где проводили гражданские панихиды, ожидая, пока какой-то из сыновей Зальцмана осветит практические стороны скорби. Рядом с ней сидел Майкл, который постоянно теребил галстук, — один из трех, имеющихся у него в наличии. Он сам настоял на том, чтобы явиться сюда в галстуке. Мэлани отказалась переодеваться и пришла в том, в чем была накануне вечером.

— Мистер Голд, — приветствовал их ворвавшийся в кабинет мужчина, — миссис Голд. — Он по очереди пожал каждому руку, задержав их руки в своей на секунду дольше, чем требовали приличия. — Я искренне соболезную вашей потере.

Майкл невнятно произнес какие-то слова благодарности, и Мэлани удивленно взглянула на него. Как она может доверять человеку, который разбрасывается словами налево и направо? Как можно поручить ему организацию похорон? Говорить о потере — что может быть абсурднее? Потерять можно туфлю или связку ключей. Тебе не пришлось хоронить собственного ребенка, и ты говоришь о потере. Это трагедия. Опустошенность. Ад.

Джейкоб Зальцман уселся за широкий письменный стол.

— Примите мои заверения в том, что мы сделаем все, чтобы вы пережили этот переходный период как можно спокойнее.

«Переходный период, — подумала Мэлани. — Из гусеницы в бабочку. Нет…»

— Вы знаете, где сейчас находится Эмили? — спросил Зальцман.

— Нет, — ответил Майкл и откашлялся.

Мэлани стало за него стыдно. Он так нервничал, так боялся опростоволоситься перед этим человеком. Но что ему было доказывать Джейкобу Зальцману?

— Она была в «Бейнбридж мемориал», но… всплыли новые обстоятельства, пришлось делать вскрытие.

— В таком случае, ее отвезли в Конкорд, — сказал Зальцман, что-то бегло записывая в блокнот. — Полагаю, вы захотите как можно быстрее похоронить тело, скажем… в понедельник?

Мэлани видела, как он считает: день — на вскрытие, день — чтобы привезти тело назад в Бейнбридж. У нее помимо воли вырвался всхлип.