1966
А я, представьте, не верю в эту ночь.
Огни мерцают фарами,
В купе бренчат гитарами,
А Ленка курит в тамбуре
И смотрит в ночь, в такую ночь —
Что поскорей бы утро,
Иначе поздно чем-нибудь помочь.
Припев:
Солнцу пожалуйся,
Ветру пожалуйся,
Шпалы за поездом Пересчитай.
Только, пожалуйста,
Только, пожалуйста,
Ленка, прошу тебя,
Не уезжай!
Такой уж странный Ленка человек —
Стоит и молча кается,
И не реветь пытается,
И проклинает аиста,
Что в этот мир меня принес,
Ужасно глупый аист,
Ему бы залететь не в этот век.
Ты видишь, вон горит моя звезда.
Ты спишь — дождями светлыми,
Полынью перед вербами,
Морями или ветрами, —
А там — в огнях Караганда,
И пахнет чем-то горьким,
Чем пахнут все чужие города.
А чем нехороша Караганда?
Колючими ответами,
Сырыми сигаретами,
Вокзальными буфетами,
Как конвоиры — продавцы,
Прилавки, как лафеты,
А ты кусаешь губы — не беда.
Вон парочка, московская точь-в-точь.
Сейчас они расстанутся —
И что тогда останется?
Дожди и эта станция,
И эта ночь, такая ночь —
Что поскорей бы утро,
Иначе поздно чем-нибудь помочь…
1966
Песня о последней беде, как бы её спела Жюльетт Греко
Когда в преддверьи чуда мирового
Уже вздохнуть и кашлянуть грешно —
Тогда бесплотный стебель микрофона
Вдруг обретает плоть Жюльетт Греко.
Спешите, члены клубов и правительств:
Здесь за комедиантские гроши
Распродают — девчонка и провидец —
Рентгеновские карточки души.
Число людских печалей убывает, —
Поет Жюльетт, — но верно, что всегда
У каждого счастливчика бывает
Одна непроходящая беда.
Как горожане, грезя сельским раем,
Бегут в леса, в коттеджи и к воде,
Так мы из наших счастий удираем
К своей одной-единственной беде.
Как к таинству большого очищенья,
Скрываясь от знакомых и родных,
Мы прибегаем к краешку ущелья,
Где давеча звенел еще родник…
И вдруг — следы недавнего кощунства:
Здесь кто-то, разбитной и молодой,
Уже посмел беды моей коснуться
И объявил ее — своей бедой.
Тот вор — он был слепым и беспощадным…
А может быть, по-своему он прав?
Но странно, что счастливчик стал несчастным,
Последнее несчастье потеряв…
1966
Жизнь у акробата
трудновата,
На трико заплата —
вся зарплата,
Каждый день на брата —
стершийся пятак.
И грохочут будни,
будто бубны,
На афишной будке —
в метр буквы,
Пощедрее будьте —
выньте кошельки.
Соленый пот — не для господ.
Моя галерка в ладоши бьет.
В волосах сединки,
как дождинки, —
Люди, посидите,
подождите!
Люди, подождите —
что-то тут не так…
Жил актер на свете —
в смерть не верьте!
Бросьте по монете,
не жалейте!
Старики и дети,
выйдите за дверь.
Соленый пот — не для господ.
Моя галерка в ладоши бьет.
Не грустите, братцы, —
надо драться!
За работу, братцы,
надо браться.
Выпьем на поминках
доброго вина.
…Сеньоры и сеньориты!
Только одно представление!
Заходите, сеньорита, прошу вас…
И грохочут будни,
будто бубны,
На афишной будке —
в метр буквы —
Пощедрее будьте —
выньте кошельки.
Соленый пот — не для господ.
Моя галерка в ладоши бьет.
1966
Окна в белый снег одеты,
Словно в белые манжеты,
И дома торжественны, прямы и величавы,
Как родня невесты при венчаньи.
Мерзли розы в целлофане,
Мы друг друга целовали,
И мурлыкал кот тепло и сонно
Свадебные марши Мендельсона.
Где-то полные бокалы
Звонко сходятся в вокалы,
А земля пьяным-пьяна, ах ей сейчас поспать бы,
Словно гостье с чьей-то поздней свадьбы.
Окна в белый снег одеты,
Словно в белые манжеты,
И дома торжественны, прямы и величавы,
Как родня невесты при венчаньи.
1966
Будто синяя лошадь — ночь уносится прочь
Будто синяя лошадь —
Ночь уносится прочь.
Я иду через площадь —
Как идут через ночь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу