Леонид Филатов - Свобода или смерть - трагикомическая фантазия (сборник)

Значит — судьба,
Значит — планида.
Был Леонид —
Нет Леонида.

Я заметил, что за мной шпионят вещи,
Смотрят так многозначительно и веще,
Будто молча обещают Страшный суд,
Будто что-то и куда-то донесут.

По квартире пробираюсь воровато:
Значит, в чем-то я виновен, вероятно?
Вон часы. На прежнем месте. На стене.
Почему ж от них мурашки по спине?

Я неведением просто измочален.
Перестаньте шантажировать молчаньем!
Но молчит и улыбается в ответ
Холодильник, ироничный, как Вольтер…

День закончен — и кисть до утра
Остывает светло и натруженно…
Головешкой ночного костра
В темноте догорает натурщица…

Я гляжу на законченный труд
И, как это случается издавна,
Понимаю, что новый этюд —
Это в общем не новая истина.

Но я счастлив, как юный жених,
И танцуется мне, и хохочется:
Я сегодня остался в живых
На войне, именуемой творчество!..

Уцелевший, стою у холста,
Полный солнца, любви и смятенья.
…Уважайте удачу, когда
Неудача была бы смертельна!

Я себя проверяю на крепость:
Компромиссы — какая напасть!
Я себя осаждаю, как крепость,
И никак не решаюсь напасть.

Не решаюсь. Боюсь. Проверяю.
Вычисляю, тревожно сопя,
Сколько пороху и провианту
Заготовил я против себя.

Но однажды из страшных орудий
Я пальну по себе самому,
Но однажды, слепой и орущий,
Задохнусь в непроглядном дыму…

И пойму, что солдаты побиты,
И узнаю, что проигран бой,
И умру от сознанья победы
Над неверным самим же собой…

В наш трехдневный краткосрочный отпуск,
Презирая жалкую корысть,
Мы в бюджетах пробиваем пропасть,
Что ничьим наследством не покрыть.

Отпуск! Мы хмелеем и хмуреем,
Нас бросает в холод или в пот,
Мы не сознаем, за коим хреном
Нас несет в ночной аэропорт…

Пензенцы, клинчане, одесситы,
Знаю, что на родине, что там
Мчат вас одинокие таксисты
К беспокойным аэропортам…

…Я толкусь в малаховских буфетах,
Лопаю икру и огурцы…
Немо, как у пушечных лафетов,
У прилавков стынут продавцы.

Дрыхнут, не добравшись до калиток,
Жертвы необузданных страстей,
И рычат цепные монолиты
На подворьях дачных крепостей…

Я, как блудный сын из старой притчи,
Получить прощение хочу.
Я лечу в Москву на электричках,
На попутных «газиках» качу.

Я с тобой не виделся два года —
Понимаешь, целых долгих два…
Плюнь ты на нелетную погоду —
Смилуйся, прими меня, Москва!..

…Вот впереди, других сминая,
Сосредоточенно смурная
Несется лошадь, чуть дыша!
Она летит по чьим-то судьбам,
И дребезжит ларьком посудным
Ее усталая душа…

А некто, толстый и вспотевший,
Азартно машет тюбетейкой:
Мол, кто же первый, как не ты!.
Толпа и впрямь теряет шансы,
И разверзаются, как шахты,
До легких высохшие рты.

Она не знает, эта лошадь,
Зачем ей нужно облапошить
Своих зачуханных подруг,
Одно известно ей покуда:
Необходимо сделать чудо —
И дотянуть последний круг!..

…Люблю пустые ипподромы,
Когда неспешны и подробны
Они вершат свои дела…
Жокей расседлывает лошадь
И тихо, чтоб не потревожить,
Снимает нимб с ее чела…

Разбойная пирушка,
Измятая подушка, —
Случайная подружка
Уснула, как сурок…
И с первыми лучами —
С котомкой за плечами —
В тревоге и печали
Ты выйдешь за порог!..

Ать-два!
Ать-два!
Ать-два!

Капрал тебе, бедняге,
Поднес ведерко браги,
Перо и лист бумаги, —
Адье — и был таков…
А утром — взятки гладки,
Печать — и все в порядке,
И ты уже в десятке
Таких же дураков!..

Ать-два!
Ать-два!
Ать-два!

И нет к семье возврата,
И нет к стрельбе азарта,
Сегодня жив — а завтра
Сколачивают гроб…
В казарме ждут к обеду,
И ты кричишь: приеду! —
И в полдень, в ту же среду
Получишь пулю в лоб!