Леонид Филатов - Свобода или смерть - трагикомическая фантазия (сборник)

А ты бежишь из темноты
Через овраги и кусты,
И ей не ты, совсем не ты
нужен.

Не наживай беды зазря —
Ведь, откровенно говоря,
Мы все у батюшки-царя
слуги.

Ты знаешь сам, какой народ, —
Понагородит огород,
Возьмут царевну в оборот
слухи.

Снеси печаль на край земли,
Оставь до будущей зимы,
Закрой, забудь, не шевели, —
плюнь ты!

На край земли? Какой земли?
Да что вы все, с ума сошли,
Да что вы все, с ума сошли,
люди?

Я ем и пью, и слез не лью,
Но я люблю ее, люблю,
Я говорить себе велю:
нужен!

Довольно благостной возни,
Господь, помилуй, не казни,
Ведь ты же должен, черт возьми, —
ну же!

Тревожно и серьезно
Я вывел на снегу:
«Наташа + Сережа»,
А дальше не могу.

И в этом я, ребята,
Ничуть не виноват.
Сейчас уйду с Арбата
И выйду на Арбат.

Насколько это можно,
Прошу принять всерьез:
Наташа плюс Сережа
Равняется — вопрос.

Она не виновата,
И я не виноват.
Плывет, как эскалатор,
Сиреневый Арбат.

От двоек и нотаций
И материнских слез
Сережа плюс Наташа —
Пока еще вопрос.

И всей Москве не спится,
Она у нас в долгу,
Покуда не решится
Проблема на снегу.

А в ней тревога та же
И тот же в ней серьез:
Сережа плюс Наташа
Равняется — вопрос.

В наш трудный, но все-таки праведный век,
Отмеченный потом и кровью,
Не хлебом единым ты жив, человек, —
Ты жив, человек, и любовью.

Не злись, что пришла — оттеснила дела,
Не злись, что пришла — не спросила,
Скажи ей спасибо за то, что пришла,
Скажи ей за это спасибо!..

Когда удается одерживать верх
Тебе над бедою любою, —
Не волей единой ты жив, человек, —
Ты жив, человек, и любовью.

Не хнычь, что была, мол, строптива и зла,
Не хнычь, что была, мол, спесива,
Скажи ей спасибо за то, что была,
Скажи ей за это спасибо!..

Мир, кажется, зачитан и залистан —
А все же молод, молод все равно!
Еще не раз любой из древних истин
В грядущем стать открытьем суждено.

И смотришь с удивленьем кроманьонца,
И видишь, пораженный новизной,
Какое-то совсем иное солнце,
Иное небо, шар земной…

О радость первозданных откровений!
О сложность настоящей простоты!
Мы топим их в пучине чьих-то мнений,
Сомнений и житейской суеты.

Они даются горько и непросто,
Который век завидовать веля
Безвестному Колумбову матросу,
Что первым хрипло выкрикнул: «Земля!»

Как в стене замуровали-заклевали.
А забвение — надежная стена.
Не оставили для тайны заклинаний,
По которым открывается она…

Все пустое — зренье, слух и осязанье, —
Нужно знать свое волшебное «сезам».
И в надежно замурованном Сезанне,
Скрипнув, медленно откроется Сезанн.

Все справедливо. Никаких обид.
Зовут к обеду. И в крови коленка.
А всякий невоюющий — убит,
И что еще противнее — калека.

Но в праведности дела убежденный,
Мальчишка хочет честного конца,
И словно два некормленных птенца,
Пищат его мозоли из ладоней.

Он моет руки. Он глотает суп.
Глядит на мир бесхитростней агитки.
А там, внутри, — вовсю вершится суд,
Где судьями встают его обидки.

…А нынче судишь проигрыш незло,
Пытаясь быть раздумчивым и веским:
Ну что же, говоришь, — не повезло,
А драться в общем незачем и не с кем.

Ты ждал врага? И вот оно сбылось!
Теперь ни в коем случае не драпай,
Припоминай свою былую злость,
Дерись сегодня — той, ребячьей дракой.

Пусть детство проступает сквозь туман,
Подчеркивая трудность испытанья,
И давний незаслуженный тумак
Становится моментом воспитанья!