Михаил Мамаев - Месть негодяя

— Я на машине, могу подвести, — предлагает после съемок. — Только там целый день пролежали груши. Наверное, салон пропах грушами.

Открывает бордовый Ягуар.

— А, нет, ничего… С грушами все в порядке. Хочешь? Только они не мытые.

Лида везет огородами. «Может, она не поняла и отвозит меня в Москву? — думаю, устало улыбаясь, пряча улыбку в кровожадный надкус очередной груши. — Ну, и пусть. Я никуда не тороплюсь. Был отличный день, сыграна огромная сцена. Судя по приятному послевкусию и по довольной физиономии Вознесенского, все получилось. Я еду в машине со Скарлетт Йоханссон, украдкой поглядываю на ее изящный славянский профиль, в отрытое окно туго втягивается наполненная радостью жизнь… О таком я мечтал. За такое шел ва-банк и порой проигрывал. Самый главный талант — уметь быть счастливым сейчас, сию минуту. И чтобы счастье не зависело ни от каких „если бы“. „Сейчас“ — это далеко не все, что у меня есть, но именно сейчас я могу что-то изменить и сам измениться. Например, снова научиться любить людей. Я знаю, после определенного возраста любить кого-то противоестественно. Люди злы, эгоистичны, порой, жестоки и многие не считают нужным это скрывать. Полюбить в сорок так же трудно, как в шестнадцать разлюбить…

Ничего, у меня получится…»

Не спится. Продолжаю играть дневную сцену. Играю, играю, и конца этому нет…

Не знаю, во сколько вырубаюсь. В робком, как прогулка по мутному мелководью, сне снится, что не сплю — не могу уснуть. Как будто мне по домофону звонит Лида Колесник, просит спуститься вниз. Спускаюсь и вижу, что ее машина завалена грушами.

— Что случилось? — спрашиваю. — Кто это сделал?

— Грузовик… — Лида всхлипывает.

— Ты только не волнуйся, — обнимаю ее, глажу по голове. — Ничего не случится с твоим Ягуаром. Я сейчас…

Начинаю есть груши, одну за другой, торопливо глотая непрожеванные куски.

— Они же не мытые, — беспокоится Лида. — Давай, я хотя бы протру.

Достает из сумочки носовой платок, торопливо протирает фрукты, протягивает мне. Вдруг замечаю на платке вышитые красными нитками инициалы «Владимир Вознесенский»…

Прерывает этот ужас только звон будильника.

Позади — месяц! Чашка крепкого заварного кофе, геркулесовая каша и в аэропорт! У меня свободные сутки, целые свободные сутки в Москве!

Погода ясная. Встает солнце. В низинах туман. На трассе машин почти нет. Открываю окно, вдыхаю полной грудью тихую августовскую прохладу. Чувствую, как легкие радуются, радость растекается по всему телу. Вдох — выдох, вдох — выдох, вдох…

Подбираю Юлю Гулько у кинотеатра «Октябрь». Она такая нарядная — дорогое, легкое платье в коричневый мелкий цветок изящно подчеркивает тонкую талию и едва прикрывает колени, на ногах коричневые замшевые сапожки на плоской подошве, с коротким широким голенищем, в струящихся по плечам черных, как смоль, прямых волосах заколка в виде бриллиантовой диадемки с серебряным венчиком, на смуглом лице почти нет макияжа. Рассказывает о фильме, что только посмотрела с подругой и, кажется, совершенно не интересуется, куда мы едем. Делаю вид, что меня ужасно волнует фильм и ее красноречивый рассказ о нем, подкидываю в огонь вопросики и веду джиповидный турболет в сторону дома.

— Как тебе новое платьице? — спрашивает Юля, перехватив мой одобрительный взгляд. — Вчера купила. А сапожки? Правда, класс? Заколку мне подарили к платьицу и сапожкам.

— Кто подарил?

— Друзья.

Протягиваю руку, чтобы погладить ее по коленке. Вдруг брезгливо отстраняется, как будто у меня рука вымазана в машинном масле, или как будто это и не рука, а перепончатая лягушачья лапка, или и то и другое.

— Что такое, Юленька?

— Я нервная! У меня всегда так перед месячными. И еще рано встала сегодня. И завтра тоже рано вставать…

— Ну, надо было сразу предупредить, — говорю, скрывая разочарование.

— У меня пока есть время, — отвечает, изо всех сил стараясь придать голосу не свойственную теплоту.

«Пока» — как меня раздражает это слово в подобном контексте. Сразу хочется, чтобы в автомобиле была катапульта пассажирского сиденья. Сейчас хлопнул бы ладонью по светящейся красной кнопке — бамммм! — и пока-пока, Юленька!

— Остановись у супермаркета, — приказывает.

— Зачем?

— Надо что-нибудь к завтраку — и тут же добавляет, чтобы рассеять встрепенувшуюся надежду, — у меня дома пустой холодильник.