Михаил Мамаев - Босфор

Ламья ждала на подушке, как будто на облаке. Она была одета в облегающее черное трико и голубую джинсовую жилетку. Мне вдруг стало хорошо оттого, что она вот так сидит и смотрит. И что я снова могу двигаться, дышать, говорить. И что сейчас съем яичницу и выпью кофе. И что у меня есть друг в этом холодном городе…

— Какие планы? — спросила Ламья, придвигая мне столик с едой.

— Никаких…

— Беру над тобой шефство. Шустро ешь и одевайся…

Выехали из города и покатили по автобану. Было много машин. Все спешили поскорее убраться из Стамбула, чтобы встретить Новый год в загородных домах, гостиницах и пансионатах.

Зеленые холмы расступились, и показалось Черное море.

Широкая полоса пустынного пляжа тянулась на многие километры.

Среди сосен прятались виллы.

Окна светились, из труб шел дым.

Я попросил сложить крышу.

Свежий воздух ударил в лицо, приятно обжег холодом виски…

На площадке у кемпинга остановились.

Море было спокойное.

Ламья подошла к воде и коснулась рукой. Вода всхлипнула и зашуршала галькой.

Я подобрал камень и кинул далеко в море. Камень гулко плюхнулся в воду.

Где-то плеснула рыба.

Двинулись вдоль берега.

Метрах в тридцати лежало выброшенное штормом бревно. Оно было похоже на человека, которому приснился страшный сон и он умер.

На бревне сидели чайки. Они дремали, вобрав глубоко в крылья крупные мужественные головы.

Вдали виднелось полуразрушенное строение.

— Пойдем, — сказала Ламья, взяв меня за руку. — Покажу тебе старый маяк.

Испуганно ступали по гальке, глядя под ноги.

Люди всегда внимательно разглядывают морской берег. Словно боятся пройти мимо сокровищ, оставшихся после кораблекрушения. Обычно не находят. Но это не потому, что в прибрежной гальке ничего нет. Просто не каждому везет.

Со стороны их наивное любопытство похоже на страх бойца наступить на противопехотную мину.

Маяк был невысокий. Белая штукатурка в некоторых местах отвалилась, обнажив красные кирпичи. Рассохшиеся деревянные рамы давно забыли, что такое стекло, и тихо поскрипывали, когда с моря налетал ветер.

В башню вела каменная лестница, скупая на ступени.

Мы поднялись наверх.

Пахло сыростью.

— Когда-то маленький маяк указывал мореплавателям путь к устью Босфора, — сказала Ламья. — Теперь он никому не нужен.

— Ну, почему же? Он нужен ласточкам — смотри, сколько тут гнезд, — возразил я и вдруг подумал о Наташе. В первый раз за последние сутки подумал спокойно, как будто ничего не случилось.

Облокотился на перила и стал смотреть в море. Далеко-далеко, у самой линии горизонта, виднелась белая точка пассажирского турбохода. Она двигалась так медленно, что можно было принять ее за неизменную часть пейзажа. Но я знал, что через пару часов судно войдет в Босфор, чтобы встретить Новый год где-нибудь за Дарданеллами. И мне стало приятно за людей, что, должно быть, уже выпивали, выходили на палубу с биноклями, разглядывали далекий берег и строили планы. А у меня не было планов…

Единственное, что знал наверняка, — сегодня вечером в баре Мимоза ждет работа. Там и встречу Новый год.

— Когда ты задумываешься, становишься другим, — сказала Ламья, кладя руку мне на плечо. — Не надо.

— Хорошо, не буду. Расскажи про вчера.

— С какого момента?

— Ты знаешь Жана?

— Мы были у него в гостях, не помнишь? Жан очень обрадовался. Но ты стал что-то громко кричать по-русски, когда он сказал, что у тебя вид одинокого волка и что это тебе к лицу. И еще ты ругался по-турецки.

— Неужели я это делал? Жан обиделся?

— Он тебя любит, — сказала Ламья так, словно минуту назад здесь кто-то умер.

— Знаю, — спокойно ответил я.

— Он тебя действительно любит, по-настоящему, понимаешь?

— Нет.

Небо прояснилось. Солнце было теплым и смешным.

Подхватил Ламью и понес к воде. Ламья, смеясь, попыталась вырваться. Это еще больше развеселило, я помчался по гальке, как гоночный автомобиль, умеющий выкрикивать разные русские словечки, которых никто вокруг не понимает.

Гуляли. Держал ее за руку и обдумывал несколько вопросов, которые нельзя задавать посторонним людям. Не хотелось разговаривать, и тем более быть коварным. И я лениво молчал.

Ламья отвезла меня домой.

Застал Жале за уборкой.

— Ко мне придут гости, — радостно сообщила она. — Если хочешь, можешь помочь.

— Не звонила Наташа? — спросил я.

— Нет.

Лег в спальне. Ноги приятно гудели и в ушах кричали чайки. Закрыл глаза и стал думать о море.