Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)

А насчет обязанностей — это наш замполит Розин знает лучше всех, он в свободное от живописных работ время соцобязательства всем нам на новый месяц сочиняет с учетом индивидуальности каждого. Ты лучше им анекдот расскажи.

Прапорщик Бабура, занятый писанием рапорта, не вытерпел:

— Стребов, балабон, закрой зев! От твоей брехни все мысли спутались. Роман Данилыч, — обратился он к Загинайло, — закругляйся. Отпусти взвод на посты. Потолковать надо. ЧП это, знаешь…

Прапорщик, подойдя вплотную, зашептал в ухо Загинайло, обдавая его табаком и перегаром:

— Тут твой брат Петро аукнулся с того света, наш дорогой бывший командир. Вот из-за таких ублюдков он и погорел, — прапорщик показал взглядом на взвод.

Взвод был распущен на посты, и все милиционеры ушли до единого человека. Загинайло остался с глазу на глаз со своими командирами отделений. Он спросил у них напрямик:

— Ну что, святая троица! Выкладывайте, что там у вас.

— Что выкладывать? — огрызнулся Стребов. — Ты, взводный, сам уже во всё влез. На одну зарплату и верблюд двугорбый не проживет в наше время. Жировых запасов нетути, одни только хрящи да сухожилия! Как тут существовать! Командиру отделения пятерку сраную дают в прибавку за все его непосильные, титанические труды! Это ж курам на смех! Одних сапог за месяц десять пар сотрешь. Подметки так и горят. Тротуары с солью, с песком, с кислотой. Без ног скоро останусь. Инвалидную коляску и ту, сволочи, ведь бесплатно не дадут!

— Стребов, заглохни ты! — свирепо зарычал на него прапорщик Бабура. — Тарахтишь, как мотоцикл Яицкого. Черняк, вот он подтвердит. Ювелирсклад этот на Петроградской, вот, где сегодня ночью Чижика, прикреплен к нашему взводу. Туда твой брат Петр Данилыч любил наведываться, часто там бывал. Эх, камешки, камешки! Изумрудики, брульянтики!

— Постой, Бабура, — пресек прапорщика внимательно слушавший его речь Загинайло. — А чей взвод дежурил этой ночью? Из какого взвода этот Чижов?

— Как из какого? — изумился прапорщик. — Второй взвод, командир взвода Корзинкин.

— Так ты, Роман Данилыч, Корзинкина нашего еще не видел? — опять вмешался в разговор Стребов. — Этот прощелыга далеко пойдет! В академии учится. С иголочки, щеголь, мундирчик, брючки, фуражка-аэродром, по спецзаказу шил. Тулья в полметра, как у гестаповца. Я, говорит, кадровый офицер, кровный. У меня, говорит, родословная, предки военные из поколения в поколение, армия и флот, кровь проливали за великую державу, за Россию-матушку. Вот и он — по стопам отцов. А какая там у него родословная! Вошь камчатская!

— И что же? — спросил Загинайло. — Часто тут у вас такие ЧП?

— Да почему ж часто! — запротестовал прапорщик Бабура. — Это если всех взять, во всех взводах, в трех батальонах, во всем полку, то наберется, конечно, за год-то. Каждый месяц, считай, что-нибудь происходит. То прирежут, то задушат, то пристрелят. Примут новый пост под охрану — жди, будет ЧП. Правило без исключений. Закон. Но это у других. А наш взвод особый. У нас ничего такого не бывает. До сих пор эта беда нас миновала. То есть, не совсем. Два-три за год. Это мелочи. Норма. Ты же сам видишь, Роман Данилыч, у нас ребята серьезные, зубастые, палец в рот не клади. У нас не какая-нибудь размазня, каша-малаша, мамалыга, пюре. У нас бойцы на подбор. Это Петро, твой брат незабвенный, всех разгильдяев повыгонял, а набрал к себе с бору по сосенке, переманил из других взводов. Такие молодцы — спецназ позавидует. Твой брат Петро, наш любимый командир, погиб героем, а мы свято храним его завет, взвод не распустился, держали крепко, тебя ждали, как собака своего хозяина. Может, ты не знаешь, мы ведь всем взводом составили коллективное письмо на имя командира полка Колунова с просьбой, что никого не хотим к себе во взводные, кроме как родного брата нашего бывшего командира Петра Данилыча — Романа Даниловича Загинайло, о котором он нам часто рассказывал. Так что командуй, Роман Данилыч, а мы будем беспрекословно выполнять все твои приказания. Так сказать, бразды правления в твоих надежных железных руках!

— Во Бабура заливает! — захохотал Стребов. — Чего ты лепишь? Какое письмо? Что-то не припомню.

— Было, было письмо! — подтвердил с серьезным видом молчавший до сих пор старшина Черняк. Ты в отпуске был, вот и не знаешь. Мы с Бабурой текст составили, и весь взвод подписался. За тебя тоже подпись поставили, Стребов, так что не думай, что ты тут в стороне.

Стребов раскрыл рот выразить свое категорическое несогласие. Но тут в дверь просунулась курчавая цыганская голова. Лучистые глаза, круглые, как черешни, весело блестели. Дежурный по батальону сержант Горячев. Он дежурил вместо Волыны, потому что гнев комбата Бурцева не остался для Волыны так уж и без последствий: от удара тяжелым чайником по голове у него на следующий день обнаружилась черепно-мозговая травма.