Себастьян Фолкс - Неделя в декабре

Теперь этим не слишком обласканным природой людям предстояло поделиться их личными сексуальными фантазиями. Они должны были по одному запираться в ванной комнате, а там говорить прямо в камеру. Первоначально предполагалось снимать сцены под общим названием «Одинокие услады», для чего игроков просили мастурбировать в душевой кабинке. Идею эту породило нечто, случившееся в снятом ранее эпизоде шоу: камера «случайно» обнаружила за запотевшей стеклянной дверью кабинки ублажавшего себя полнотелого молодого человека. Однако идея столкнулась с сильным сопротивлением. «Один-единственный спонтанный жест может стать историческим моментом в истории „реальных“ телешоу, — написал кто-то из журналистов, — однако его рутинное вкрапление в каждую серию шоу лишит этот жест культового значения».

Для обсуждения вопроса был собран совет директоров «Диджитайм». И директора решили, что «расширять горизонты» они пока не готовы, однако в будущем непременно вернутся к повторному рассмотрению названной идеи. «Наши медицинские эксперты сообщили нам, что откровенный рассказ об интимных фантазиях является в большинстве видов терапии стандартной процедурой. Разумеется, мы будем добиваться строгого соблюдения норм хорошего вкуса».

Первой в ванную комнату отправилась Валери, она же «Скотти», одетая в спортивный костюм и розовые кроссовки. Валери опустилась на край ванны, поерзала, устаиваясь поудобнее.

Вверху экрана появились маленькие окошки, показывавшие, что происходит в студии, — там Барри, Терри и Агнета вглядывались в свои мониторы.

В прежние дни они не позволяли себе замечаний относительно внешнего вида игроков, однако Терри этот лед сломал, что же касается Агнеты, она всегда отличалась готовностью сигануть в любую полынью.

— Господи, с такой попой, как у нее, ей так одними фантазиями утешаться и придется! — сказала Агнета.

— Да, но вид у нее все равно живенький, — отметил Терри.

— Лиза, — сказал Барри, — из ванной комнаты не доходит ни звука. Она уже начала?

— Поняла, Тел, — ответила Лиза. — Сейчас схожу посмотрю, в чем там дело. Пожелай мне удачи!

Ручная камера, которая повсюду следовала за Лизой, показала ее спрыгнувшей с длинной, обтянутой кремовой кожей софы и направившейся к ванной комнате.

И в тот же миг звук включился, и из телевизора понеслось нечто, очень похожее на визг. Картинка замоталась из стороны в сторону, как если бы оператор споткнулся и теперь пытался удержаться на ногах.

А обретя устойчивость, он показал перепуганную, багроволицую Сандру, визжавшую и плакавшую стоя нос к носу с Лизой.

— Приятно видеть Сандру хотя бы немного оживившейся, — сказал из левого верхнего угла экрана Терри. — А то мне начало уж казаться, будто она забыла, что это такое.

Сандра цеплялась за руку Лизы, норовя куда-то ее потащить.

— Я пойду с Сандрой, — сказала оператору Лиза. — Идите за нами.

Картинка поплыла, покачиваясь, вдоль коридора. Сандра визгливо вскрикивала и лепетала нечто неудобопонятное, затем все вошли в какое-то реквизиторское не то складское помещение. Вести в нем съемки никогда не предполагалось, отчего и свет здесь профессионально поставлен не был, однако, когда зажглись обычные потолочные лампы, Лиза, а с ней и миллионы телезрителей увидели то, что заставило Сандру завизжать снова.

Финн, с куском пиццы в руке и ухающим сердцем в груди, наклонился вперед, вглядываясь в мутноватый экран. В центре его висела, покачиваясь, огромная кукла.

Оператор подступил к ней поближе, отчего стало ясно: с потолочной балки складской комнаты свисает не кукла, а человек.

Телевизор замолк. Камера пододвинулась еще ближе к висящему, а затем поднялась к его лицу. Это был Алан, шизофреник, — и он удавился.

Лиза завизжала. Картинка покачнулась, затем почернела. На экране появилась студия — Терри и Барри смотрели в мониторы так, точно не могли поверить своим глазам. Но тут завизжала и Агнета.

И экран опустел.

В 8 утра в Феррерс-Энде занимался новый морозный день. Р. Трантер стоял у окна, глядя, как вдали, над Лаутоном и Чигуэллом, восходит мутное солнце. Из постели он вылез в шесть утра — ему не давали покоя мысли о торжественном обеде по случаю вручения премии «Пицца-Палас», который пройдет сегодня в отеле «Парк-лейн Метрополитен».

Речь свою он репетировал раз сто и все равно остался ею недоволен. Начать, считал Трантер, нужно будет со слов поддельного удивления, словно забыв о том, что книготорговый журнал «Форзац» пришел к единому с букмекерами заключению: книга Кейзнова о путешествиях и та, детская, имеют очень мало шансов одержать победу над авторитетным трудом Трантера, посвященным А.-Х. Эджертону. Затем надлежит поблагодарить его агента, ленивую корову, и издателя, заявившего, что книга слишком длинна, а ее бюджет способен выдержать только восемь страниц иллюстраций. Такие благодарности были данью традиции — Трантер давно уже понял это, присутствуя на подобного рода обедах и читая газетные отчеты о них. Однако следом победителю полагалось сказать нечто значительное о литературе, о своей работе. А в этом-то и состояла проблема: Трантеру сказать было нечего — положительного то есть. За годы рецензирования он успел обнародовать все свои мнения на сей счет, а единственным сохранившимся у него сильным чувством, связанным с книгами и писательством, была обида на несправедливость, на то, что Александр Седли и иже с ним добились большего, нежели он, успеха.