Сергей Волков - Дети пустоты

Не глядя на нас, Тёха садится и закрывает глаза. Шуня смотрит на него и плачет…

У меня неожиданно дико начинает болеть голова. В глазах темнеет, все вокруг расплывается. Наверное, это из-за того удара монтировкой. Меня укладывают поперек сидений, Губастый бежит в туалет и приносит смоченную в воде тряпку. Где он ее взял — не знаю. От тряпки пахнет детдомовской столовкой.

Лежу, все как в тумане. Голоса прорываются сквозь него, но слов не разобрать — бу-бу-бу, и все. Я вспоминаю нашего учителя по истории, Виталия Валентиновича. Он был забавным дядькой, хотел во что бы то ни стало заставить нас выучить свой предмет и придумал новую методу. У нас полкласса было детдомовских, вторая половина — городские, из рабочего района. Почти у всех отцы или старшие братья сидели. Историю никто не учил — западло было разбираться во всех этих Изяславах, Святогорах… Или Святославах?

Тогда Валет, как мы прозвали историка, и сделал ход конем.

— Нравы в те далекие времена, когда создавалось первое крупное славянское государство, были дикие. Примерно такие же, как сейчас, — вещал Валет. — Прав был тот, кто сильнее. По версии, изложенной в летописной «Повести временных лет», северные славяне, называемые еще ильменскими, обратились через одного авторитетного человека по имени Гостомысл к крупному варяжскому пахану Рюрику…

После слова «пахану» в классе, помню, воцарилась изумленная тишина. Замолчали даже придурки на камчатке. Воспользовавшись этим, Валет зачастил:

— Варяги в то время держали мазу на всех торговых путях, ведущих из Северной Европы в богатые южные земли. Это были опытные бойцы, крутые и отмороженные на всю голову. Гостомысл заслал им маляву: «У нас беспредел творится, порядка нет. Канайте к нам и разложите все по понятиям». Рюрик и два его брата, имевшие погоняла Синеус и Трувор, основные среди заморских варягов, пришли на Русь, и начался большой кипеж. Беспредельщиков быстро погасили. Правда, Синеус и Трувор склеили в этой движухе ласты, но порядок в северных, новгородских землях установился суровый и правильный. Тем временем два авторитета из варягов, Аскольд и Дир, оторвались от пахана Рюрика и мотанули на юг, в Киев. Там они замочили местного князя и сами сели на княжеский престол. Рюрик в Новгороде был недоволен — купцы приходили к нему и жаловались: «Конкретно лажа выходит. Аскольд с Диром нас щиплют, как кур. Не по понятиям это». Рюрик собрался идти гасить бывших подельников, но тут возбухнули дикие карелы — ну, типа наших кавказцев. В походе на них Рюрик и зажмурился. На сходке варяги выбрали основным реального пацана Олега Вещего. Такое погоняло он заслужил за крутую чуйку. Олег взял сына Рюрика, Игоря, собрал братву и отправился разбираться с беспредельщиками Аскольдом и Диром…

Весть класс слушал, как завороженный. Когда прозвенел звонок, никто не тронулся с места — Валет как раз рассказывал про «конкретную маруху княгиню Ольгу» и ее месть за мужа древлянам…

Боль чуть-чуть отступает. Мне становится весело — впервые с того момента, как вчера в вагончик вошла Шуня. Вспоминаю, как потом директриса устроила разборки с Валетом — его вломил кто-то из девок: «Как вы могли, Виталий Валентинович! Вы опозорили высокое звание российского учителя!» А Валет ей в ответку: «Зато теперь даже самый закоренелый двоечник у меня знает, кто такие князь Мал, сколько лет было Святославу на момент битвы с древлянами и как звали в крещении княгиню Ольгу».

И еще он сказал: «История России движется не по спирали. Весь мир вот по спирали, а мы своим путем. Мы — по кругу. Рассвет, обед, закат — и полночь, черная, как могила. Отпели казненных — и опять рассвет. Важно, чтобы наши дети это знали. А форма подачи — она тут не так важна».

Директриса, как это услышала, аж задохнулась. И убежала, дверью хлопнув. В общем, история дошла до РОНО и закончилась для Валета плохо — ему великодушно разрешили написать «по собственному желанию». Больше я его никогда не видел. А жаль, представляю, какую расписную телегу он бы задвинул про Петра Первого, например…

Экспресс довозит нас до Шилки. Я к тому моменту уже оклемываюсь и могу ходить.

— Ты, это… держись, — говорит мне Губастый. — Немного осталось.

Киваю. Я бы рад держаться, только вот не знаю за что…