Юлий Крелин - Исаакские саги

Сын Славы потом работал в одной больнице и как-то приехал к нам в качестве проверяющего чиновника. Он тогда спас меня от большой неприятности. Нет хуже мести, чем воздаяние добром за зло… Сыновья воздадут…

Он мне должен помочь. Мне нельзя не помочь. Ему нельзя мне помогать. Это бесчеловечно, непереносимо…

Не-вы-но-симо! Все! Все болит! Сколько ж дней еще будет это продолжаться! Вот оно! Освободи!.. Не помогай, не помогай!..

Хорошо, хоть сейчас в коридорах больные не лежат. Сейчас? Сегодня. Впереди пустой длинный коридор отделения и ни одной кровати. И все двери палат закрыты. Что это, обход? Проход по отделению. Осторожно, осторожненько дверь приоткрыл и быстренько и тихонько прихлопнул. Как же помочь этой девочке? Три дня наблюдал ее после аварии — все крутил, щупал анализы делал… А надо бы разрезать да посмотреть… Несчастье… А там кишка разорванная оказалась. Поздно. Уже не спасешь. Опять взглянул с опаскою в палату. Жива? Или уже умерла? Наблюдал… Сатана здесь правит бал. Больно ей. Невыносимо. Больно еще? Боком выходят такие наблюдения. Сколько их наберется за жизнь? Как же зовут? Маслова… Девочка… Чья-то дочь…

А в этой палате. Кровотечение из язвы. Вроде бы, прекратилось — можно ждать. Вот и дождался — как хлынуло… Тоже лучше закрыть дверь. Уже никто не поможет. Чернов Коля. Всех разве упомнишь. Да вот они все. Длинный коридор. С кого же начинать? Кому помогать? Длинный коридор. В конце коридора окно зарешеченное. Почему решетка? И свет оттуда белый. Белый свет.

Черная дыра — оттуда никакой информации по всем их научным законам.

И в эту палату не пойду. Тим его зовут, Тимур. Когда увидел камень и пролежень, надо, наверное, поставить бы дренаж да уносить ноги быстрей. Нет. Жажда подвига ведь не автора губит. Страдает ведь тот, кто решения не принимает. За него решать, а ему умирать. Ох, как ему сейчас больно. А что я сейчас могу сделать? Уже ничего. Больно ему… Нам. Мне! Невыносимо. Не вынесу. А коридор… Когда еще доползу до конца, до света белого… И никто не поможет… Один. А где Гаврик! Лена, Карина…

— …Наконец-то! Кто-то! Кто ты? Больно! Помоги!.. Устал… Очень устал.

— Устал? Помереть, небось, хочешь?

— Лучше… Легче, чем столько времени… Будет уже.

Сколько можно!? Помоги же…

— Сколько? Еще не скоро. Одно уйдет — другое останется. Впереди другие страдания.

— Да что же вы!? Почему не уберете боль!?

— Боль? Она вечная. Ее не снимешь… Хочешь жить?

— Нет, нет! Больно!

— Жизнь вечна. Вечный бег. Вечные страдания. Осуждены на вечную жизнь.

— Кто? И Гаврик?

— Все — мы.

— Не понял. Кто ты?

— Я кто? Агасфер. Все мы.

— Не хочу! Не надо!..

— Так повелось. Так пало на нас.

Тело… То, что было когда-то Борисом Исааковичем, увезли. Ошеломленные соучастники жизни юбиляра медленно и постепенно покидали конференц-зал. Кто стоял в дверях. Кто на лестнице задержался. В зале еще сидели… Внизу в раздевалке…

— Святой человек. Позавидовать можно.

— Да! Потрясающе! В одно мгновенье, посреди славословий…

— Не каждому такое уготовано — ни тебе мучений, ни горьких раздумий… Да — мгновенье — и полное ничего.

— Он заслужил такую великую смерть. Слова худого про него никто не скажет. Что там юбилей! Да и на производственном совещании про него слова худого не вспомнили бы. Даже юдофобы.

— Это да. Не вспомнили бы… Никто б и не подумал, в голову худое б не пришло. Умер, как святой. Жизнелюб был. Ах, какой жизнелюб!

— Вся жизнь рядом прошла — ничто в упрек не поставлю, ничего дурного не припомню. Всех любил.

— Честен был, как никто. В наши-то гнусные времена!.. Женщин любил и по человечески, а не как-нибудь.

— И в, так сказать, общественной, и в лечении людей. Лечил, так сказать, как машина, как человек, так сказать, с большой буквы. Врач от Бога. Уж если как сказал, — так оно и есть. Потому и заслужил такую смерть.

— Господи! Как же жить надо, чтоб ни единого стона, ни единого звука жалобы — ни боли, ни страха. Ни одной лишней пакостной мысли… Раз! — и все. Впрочем, знать нам не дано… Что там в душе у жизнелюба, что мелькало в голове? Не дано нам…

— Да, да. И тем не менее… На Ученом совете завтра будешь?

— Не до конца. У сына день рождения.

— Приди, приди. Проголосуешь и пойдешь. С моей кафедры диссертация.

— Я сразу опущу бюллетени за обе диссертации и смоюсь…

— Ну и хорошо. До завтра.

Народ медленно расходился по своим делам.

Легкая была смерть. Всем вокруг было легче, чем если бы он…