Юлий Крелин - Исаакские саги

Ну, нет больше сил терпеть! Руки выкручивает. Слева. Будто после стирки… Будто их, мокрые выкручивают… Руки! Грудь, живот, шея… Дышать… Сколько ж можно! Когда ж конец?.. Дни. Месяцы… Горечь рот заливает. Снизу, в зубы удар… удар! Время бесконечно. Скорей бы смерть уже… Я им уже всем в тягость. Карина где! Никто не поможет…

Стол пустой — лишь бумага да карандаш. Этот за столом, да я напротив. Да в углу еще кто-то. душу выкручивает. «Я не говорил». «Неправда. Говорил. Стопроцентно». «Что?» «Известно на сто процентов». И он повторяет слова мои… Или не мои? А чьи же? Тогда кто это сказал? «А если не вы, так кто это сказал? Эти слова были сказаны. Кто ж сказал?» Да и что там особенного!.. А может, я? А если не я, так кто?! «Мы знаем, кто там был. Вы хотите работать в больнице? Ну вот». Что ж с работы выкинут? Им что! Они все могут. «Кстати, а как в семье у вас? Жена ничего не знает про ваши левые вольты?» «А вам, что до этого? Здесь нет ничего общественно опасного». «Вы так думаете? Как сказать. Моральный облик становится прозрачным и наглядным. И для жены. И в семье, и на работе, с друзьями, коллегами. Что ж вы думаете, если мы знаем разговор, трудно, что ли на вас сослаться.

Отмывайтесь тогда. А сейчас можете, конечно, молчать. Вы человек не нашей морали. Перед друзьями вы уже очернены… А еще и семья, работа». Они ж все могут. А им-то, что надо? Я или не я? Им-то, что надо!., что надо… что надо!!! А может, и не я. Тогда… Мучи-и-ительно!!!

В зубы бьет… Откуда-то снизу. Все зубы болят. Да их же давно нет. Радикулит в морде. И в глаз… Все болит. Где же помощь! Я всю жизнь всем помогал. Господи, помоги! Это ж не может продолжаться веч… Его, кажется, били сапогами по голове…

Бога нет, бабушка. Ты книги почитай. Нам учительница все рассказала… «Учительница! У сына спросишь потом».

Господи, помоги! Это ж не может длиться столько времени. Час, день, дни. Год уже целый — и никого. Никого! Один. Ну, пусть операция. Пусть! Один конец. Один. Темно. Муторно телу… не душе. Душа. А что душа?.. Что там? Хоть бы кто сказал. Что там! Где?! Виноват! Виноват. А кто простит? Никого. А передо мной кто виноват? Никого… Я всех простил… прощаю… Давно… Её простил…Помоги!.. Хоть бы Гаврик пришел.

Опухоль прорастает связку. И железу. Убрать можно. Часа на три-четыре работы. Нет… больше… много больше. Успею? Мне когда надо? Могу и успеть. Ну, опоздаю, в конце концов. И здесь узлы. Пожалуй, неоперабельно. Опаздывать-то не очень ладно. Не гуляю ж… В таких случаях и опоздать не грех. Ну, уберу все полностью, все отрежу. Сомнительно, чтоб надолго хватило его. Да и сейчас выдержит ли? Все равно метастазы пойдут. А если не пойдут? Маловероятно. А если все ж убрать? Умрет. Часа три-четыре-пять возиться. А то и больше. Коту под хвост… его силы, жизнь… свои силы тоже. Не выдержит он, не выдержит. И опоздаю. И что! Истрачу силы, время, рискую им и своей душой… Душой и так и так… А вдруг он еще лет пяток так… а то и с десяток поживет… Вряд ли… При этой форме не бывает. Что ж плюнуть? Надо попробовать все ж. Надо. Ну и опоздаю. Тоже нехорошо. Люди занятые ждут. Им-то еще жить и жить, работать и работать. Сколько еще пользы принесут. И отсюда надо метастазы выкорчевывать. И отсюда. Попотеешь. А у него дети. Дети?.. Разве?.. И они ждут… Те ждут. У меня-то сил хватит. А после операции ему каково будет! Тяжело… Больно… Не перенесет операции. Жизни такой не перенесет.

Больше не могу. Не могу! Столько не терпят. Нельзя столько. Я же прошу… Морфий! Или наркоз. Наркоз! Дайте наркоз. Где анестезиологи? Всегда их ждешь! Сколько ж терпеть! При раке… После операции… после операции легче. Короче… Быстрее… Не так долго. Уже все болит. При раке не все болит. Хоть бы сознание потерял — не чувствовал бы. Умереть не страшно — страшно мучиться. Лучше смерть. Она мгновенна. Это святые только… Не всем дано. При раке еще придут утешать, успеют. Успевают. А меня?.. Где утеши… Еще не смерть. Еще не смерть? Больно ж очень. Не терплю уже… Уже… Немыслимо больше… дольше… Всему больно… Когда кому плохо я… Даже, если на работе кому… Помогал всякому. Год боли невыносимой и никого!.. Она же помогала…Ни-ко-го! Плечи в стороны разносит, руки крутит… сверлит зубы. Не должно одновременно всё сразу болеть. Это неправильно, не по правилам… Да и невозможно! Всегда есть главная боль, что глушит остальные. Почему ж болит все сразу? и ничего не видно… Не видно?.. А это… Один…

Шеф сидит в кресле передо мной. Я стою у стола, опершись рукой о край его. Как на картине Ге — царевич Алексей перед Петром. А меня не ругают — уговаривают. А его? Мне объясняют. «Ты согласен, что он бездельник? Мы ж его никогда не уволим просто так, никогда не избавимся от него». Почему же? Есть начальник — он хозяин, он может и уволить. Имеет право. Или не имеет? «Надо, чтоб все было прилично, как у порядочных людей. Сначала он должен представить свой доклад. Я его отдам тебе для рецензии. Ты сделаешь из него фарш. Другой из фарша твоего котлету слепит. А уж я поджарю до уголька. Вот тогда и уволим как несоответствующего… и так далее. Зачем он нам, такой несоответствующий?» А я посмеялся этому тонкому образу — фаршу. И я, не видав еще доклада, согласился на сию кулинарию. Он же, действительно, не нужен был ни начальнику, ни всей клиники. Его звали Славой и начальник продолжал развлекаться, придумывая всякие образы да литературные реминисценции в связи с таким удобным для этого именем. Завершил он свои художественные изыски цитатным аккордом: «…и зачем мне слава — под самым ухом барабанный гром. Ха-ха! — Ха-йам, такая слава нам ни к хаям». И пошел. И я смеюсь…