Евгений Лапутин - Студия сна, или Стихи по-японски

Бродя по большому магазину, они на расстоянии обменивались взглядами, и зеркала, расставленные там и сям, храбро подглядывали за ними. Обратившись за советом к продавщице, которая то ли спала, то ли умиротворенно агонировала, д’Анджелло лишь запутался еще больше, и опасность купить одежду для карликов вместо одежды для мальчиков отнюдь не исчезла, а лишь усилилась от туманного ответа спящей собеседницы, которая, продолжая спать стоя, повернулась на другой бок.

Заодно можно было бы обновить и себя. О моде и фасоне речь, конечно же, не шла. Главным было среди вороха одежды, по-муравьиному перетащенном в примерочную кабинку, не остановиться на дезабилье, что в целом д’Анджелло удалось, и, театральным движением раздвинув занавески, он вышел наружу полностью переоблаченным, хотя новые брюки были коротковаты, а пиджак уж очень нарочито перекликался с цветом носков, которых – и это тоже было достижением, учитывая общую рассеянность и растерянность его в этой ситуации, – было ровно два.

Девочки тоже время зря не теряли и со своей стороны как могли порадовали д’Анджелло, переодевшись во все мальчиковое и даже спрятав длинные волосы под спортивные кепки с длинными козырьками.

Равнодушная кассирша не заметила подмены, хотя час назад вместо этих выходивших покупателей входили несколько другие, но на фоне правильного оформления покупки, а именно беспрекословного вручения требуемой суммы и вежливого принятия сдачи, эти мелочи казались совсем несущественными.

Леониды Леонидовны в машине не оказалось. Заскучав в одиночестве здесь, она выбралась наружу и жестом заказала себе чашку кофе в маленьком уличном кафе рядом с магазином. Чашка кофе сменилась другой, затем – третьей, вдогонку за коей несколько неожиданно подоспел толстый сэндвич, который снова пришлось запивать, но на этот раз чаем.

Приближаясь к ней со стороны затылка, которая к тому же была и подветренной, они никак не обнаруживали себя и любовались тем, как внимательно Леонида Леонидовна следит за трапезой двух настоящих глухонемых, будто специально, с обучающей целью, севших напротив нее. Покончив с супом, глухонемые обменялись несколькими быстрыми жестами, которые вызвали у них зубастый неслышный смешок. Потом они принялись за спагетти, и единственные звуки при этом – позвякивание вилок – казались лишь тайной условностью, к тому же не замечаемой самими едоками. Съев спагетти, глухонемые опять поговорили, и один из них, после длинного монолога, даже поцеловал свои хорошо потрудившиеся пальцы.

Леонида Леонидовна неотрывно глядела на них.

– Смотри, как она их подслушивает, – сказала Роза Лилии. Или Лилия Розе.

Они встретились там-то и там-то и во столько-то и во столько. Никто из троих не опоздал, и все трое пребывали в радостном возбуждении от предстоящего приключения. О, этот сладостный воздух погони! О, этот сладостный воздух погони, даже если гонятся за тобой. И если твои ноги окажутся проворны, а фантазии – прихотливы, то преследователи неминуемо останутся в дураках.

Из отеля пришлось бесследно исчезнуть. Время, которое требовалось им, чтобы принять следующее решение и определить все предстоящие маршруты, они теперь будут проводить в маленьком пансионе, адрес которого подсказал раздел частных объявлений русской эмигрантской газеты.

Еще раз – требовалось время и место. Еще раз – было и то, и другое. Пансионом называлась небольшая опрятная квартирка на Курфюрстендаме с завтраками, которые были неразличимы, словно сиамские близнецы (хлеб с маслом, сыр, яичница, кофе). Выходные опознавались по хрупкому сладковатому печенью, которое прилипало к деснам и трудно глоталось.

Была и владелица, представившаяся распространенным русским именем, но по-русски говорившая со странным – впоследствии выяснилось, что болгарским – акцентом. То ли болгарские газеты обходили бодрым молчанием столь щекотливую тему, как бегство русских банкиров, то ли хозяйка (Елена, ее звали Елена – вспомнилось не с первой попытки) была неграмотна, но вид Адлера в его военном мундире и двух кадетского вида мальчиков не вызвал у нее никаких подозрений ни в первый день, ни во все последующие. По утрам она приносила еду, а по вечерам зачем-то справлялась о каких-либо особых «пожеланиях и распоряжениях», исполнять которые не собиралась.