Ирина Касаткина - Одинокая звезда

– Не называй его так. Он был. Дима, честное слово, я сначала пошла в твою палатку, даже рюкзак туда занесла. И одеяло постелила.

– Я знаю. Сашка видел, как ты змейку открывала.

– Ну вот. Я забралась туда и закрыла змейку изнутри. Хотела посидеть, чтобы… привыкнуть. Там все было такое оранжевое. И вдруг я услышала его голос. Он велел мне не делать этого, иначе всем будет плохо.

– И ты испугалась? Нашла, кого бояться! Почему мне не сказала? Мы с Оленем его быстро отловили бы.

– И что бы вы сделали? Во-первых, он вас обоих положил бы одной левой. Во-вторых, ты же маме обещал с ним не драться. Дима, это очень серьезно! Раз дал слово, надо держать. И наконец – он бы всем испортил наш прощальный костер. Скажи, почему из-за нас другие должны страдать?

– Но ты его не видела? Может, тебе показалось?

– Не видела. Я сразу хотела выскочить из палатки, но змейку изнутри заело. Пока провозилась, его и след простыл. Только он там был – это точно.

– Да, там змейку надо чинить. Эх, зря я твоей маме слово дал. Теперь у меня руки связаны. А он этим пользуется.

– Дима, самое ужасное, что он все про нас знает. Даже про август. Да-да, не смотри на меня так. Он сам мне сказал: «Решила до августа отложить – отложи». Представляешь, какой ужас!

Дима даже остановился, пораженный. Он долго молчал, пытаясь переварить услышанное. Наконец воскликнул:

– Откуда?

– Не знаю. Я говорила только маме. Мама ему этого сказать не могла. А ты – никому?

– Н у, что ты, Лена? Конечно, никому! Хотя, постой! Да, Оленин знает.

– Господи, зачем? Как ты мог проговориться? Знает Оленин – знает вся школа. Он же Соколовой, наверняка, все разболтал, а у нее, знаешь, какой язык!

– Так получилось. Он со мной поделился… про Ирку. Ну и я ему ляпнул. Черт меня дернул! Неужели он проболтался? Ну, я из него душу вытрясу!

– Чего уж теперь… трясти. Нет, я должна с Геной поговорить. Ну разве можно так себя вести? Неужели он не понимает, что только хуже делает?

– Все он понимает. Мне кажется, он задался целью нас разлучить. Только ничего у него не выйдет, да, Леночка?

– Конечно! Димочка, ты прости меня, что так вышло. Но я тебя очень люблю, очень!

– Ты тоже прости меня за то, что я с тобой… так грубо. Но как мог Олень Гнилицкому проболтаться? – не представляю. Даже если он Ирке сказал, неужели она могла ему натрепаться? Она же его ненавидит – мне сам Олень говорил.

– Она и меня не любит. Могла просто так, чтобы сделать гадость. И мне, и тебе, и Гене.

Тут их догнал Саша. Ничего не подозревая, он хлопнул Диму по плечу и предложил на День Победы собраться всем классом у него на даче. Мол, родители уезжают на праздники в столицу, квартиру ставят на сигнализацию, а за дачей надо приглядывать. Дача большая, двухэтажная – места всем хватит.

– Нет, я не пойду, – сразу отказалась Лена. – Там всего три дня, а потом такое начнется! Сплошные зачеты. Буду заниматься. Дима, ты, как хочешь, но не забывай, сколько мы наметили повторять каждый день. Вчерашний день уже прогуляли, значит, сегодня надо сделать вдвое больше. А если еще три дня пропустим, то вообще выбьемся из колеи. Наверстать будет очень трудно.

– Но вы можете и на даче заниматься, – возразил Саша.

– Да, там у тебя позанимаешься, как же!

– Нет, Санек, спасибо за приглашение, но мы пас, – поддержал ее Дима. – Извини, Леночка, мне надо с приятелем поговорить. Мы отойдем ненадолго.

Когда Лена догнала основную группу ребят, Дима рассказал Саше о Генином явлении и его угрозе.

– Ты кому натрепался о том разговоре… про наши с Леной планы на август? – резко спросил он. – Как ты мог? Я же с тобой, как с другом! А теперь Гнилой все знает – он Лене сам сказал. Он еще и в студенческий лагерь припрется – у него ума хватит.

– Клян-нусь, ник-кому! – забожился Саша. От волнения он даже стал заикаться. – Ей-богу, ни Ирке и никому другому – чтоб я сдох! Да что я, идиот?

– Тогда откуда он мог узнать?

– Представления не имею! Слушай, давай, я ребят подговорю – отделаем его как следует. Может, уймется?

– Бесполезно. Только хуже будет. Нет, он закусил удила – теперь его не остановишь. Даже не знаю, что делать.

– Да, он такой… упертый. Но насчет лагеря, думаю, – это ты зря. Он же только что на работу устроился. Ему до отпуска пахать и пахать. Целых одиннадцать месяцев. Иначе прогул – теперь с этим строго. Я почему знаю – у меня там знакомый парень работает. Он все про Генку спрашивал: чего, говорит, он у вас какой-то ушибленный. Ни с кем словом не перемолвится. Молча вкалывает и даже выпить не соглашается.