Майкл Ондатже - Призрак Анил

Девушка сидела слева от него, Сарат справа, женщина напротив. Он знал, что женщина теперь стоит, глядя то ли на него, то ли на воду. Он тоже слышал всплеск. Всплеск какого-то водяного существа тихой ночью. Из чащи прилетел канюк. Между ним и женщиной, стоявшей на камне, возле красновато-желтой лампы, лежал привезенный череп.

— Был один человек, который рисовал глаза. Лучший из тех, кого я знал. Но он больше этим не занимается.

— Рисовал глаза?

В ее голосе прозвучало неподдельное любопытство.

— В ночь перед тем, как мастер приступит к работе, проводится особая церемония. Понимаете, его приглашают только для того, чтобы нарисовать глаза Будде. Глаза нужно рисовать утром, в пять часов. В этот час Будда достиг просветления. Поэтому церемония проводится накануне ночью в украшенных храмах и сопровождается чтением священных текстов… Отсутствие глаз — это не только слепота, без глаз нет ничего. Нет существования. Мастер способен пробудить к жизни зрение, истину и присутствие. Затем он удостоится почестей и наград. Получит в дар землю или скот. Он входит в двери храма. Он одет, как князь, усыпан драгоценностями, на поясе меч, на голове кружева. Его сопровождает человек, несущий кисти, черную краску и металлическое зеркало… Он поднимается по приставной лестнице к лицу статуи. Второй человек поднимается тоже. Поймите, этот обряд проводился веками, упоминания о нем сохранились с девятого века. Художник окунает кисть в краску и поворачивается спиной к статуе; кажется, что гигантские руки вот-вот обнимут его. Другой человек, стоящий к нему лицом, поднимает зеркало, мастер кладет конец кисти ему на плечо и рисует глаза, не глядя в лицо божеству. Его движения направляет только отражение в зеркале — только зеркало непосредственно воспринимает образ взгляда, который создает художник. В процессе творения человеческий взгляд не должен встретиться со взглядом Будды. Вокруг непрерывно читают мантры. Да станешь ты обладателем плодов деяний… Да будет прирост на земле и да продлятся дни… Приветствуем вас, глаза!.. Он может работать целый час или меньше минуты — это зависит от внутреннего состояния художника. Он никогда не смотрит в глаза божеству. Он видит лишь отражение взгляда в зеркале.

Стоя на деревянном выступе, где она позже будет спать, Анил думала о Каллисе. Где он сейчас? Наверняка в тисках своего беспокойного брака. Она старалась не думать о нем. Он отводил ей не так уж много места в своем мире, и ее мнение о нем всегда было неполным.

— Почему бы нам не разойтись, Каллис? Давай прекратим все это. К чему тянуть? Мы вместе уже два года, а я по-прежнему чувствую себя твоей случайной знакомой.

Она лежала рядом с ним в постели. Не прикасаясь к нему. Ей просто хотелось смотреть ему в глаза, говорить. Он приподнялся и схватил ее левой рукой за волосы.

— Что бы ни случилось, не уходи от меня, — сказал он.

— Почему? — Она попыталась освободиться, но он не ослаблял хватки.

— Отпусти!

Он продолжал ее держать.

Она знала, где он лежит. Она протянула руку назад, и ее пальцы нащупали маленький нож, которым Каллис недавно ровными дугами резал авокадо. Взмахнув ножом, она вонзила его в державшую ее руку. У него вырвался вздох. Аххх! С упором на «х». Она почти видела буквы, выходившие из него в темноте, и рукоять оружия в мышцах его руки.

Она посмотрела ему в лицо, в его серые глаза (при свете дня они всегда казались голубее), и увидела, что мягкость, появившаяся в его взгляде после сорока, исчезла, куда-то улетучилась. Напряженное лицо, откровенные чувства. Он оценивал все, и это телесное предательство. Ее правая рука еще держала нож, ослабив хватку, слегка касаясь его.

Они смотрели друг на друга, ни один не уступал. Ей хотелось дать волю гневу. Когда она вновь попыталась освободиться, он разжал пальцы и выпустил ее мокрые темные волосы. Скатившись с кровати, она схватила телефон. Унесла с собой в ванную, где было светло, и вызвала такси. Потом обернулась к Каллису:

— Запомни, что я сделала тебе в Боррего-Спрингс. Потом напишешь об этом рассказ.

В ванной Анил оделась, накрасилась и вернулась в спальню. Она включила все лампы, чтобы, собирая вещи, не забыть ничего, ни один предмет одежды. Потом выключила свет, уселась и стала ждать. Он лежал на двуспальной кровати и не двигался. Она услышала, как подъехало и посигналило такси.

В такси она почувствовала, что волосы у нее еще не высохли. Машина проехала под вывеской мотеля «Пальма». Их роман был долгим и, как правило, тайным, а прощание быстрым и фатальным, хотя в такси, по дороге к автобусной станции, она, приложив к груди руку, ощутила, что сердце гулко бьется, как будто решило высказать всю правду.