— Нигерийцам присуще изумительное чувство юмора.
Второй нигериец тоже поспешил обратить на себя внимание:
— Видите ли, когда я был в Лондоне…
Официант продолжал с невозмутимым видом стоять возле Омово. Омово бросил на тарелку двадцать кобо. Официант осклабился:
— Надеюсь, вам понравилось последнее блюдо… мадам?
Омово поклялся никогда больше не обедать в этом ресторане. Его разбирало любопытство — не насчитал ли официант больше, чем полагалось. В глазах официанта сквозила нескрываемая ирония.
Омово направился домой. В брюках ему было жарко; рубашка взмокла под мышками и липла к спине. Вдруг на плечо ему обрушилось что-то мокрое, какая-то жидкая масса темно-серого цвета. Он посмотрел вверх: непонятно, откуда это могло свалиться. Следы экскрементов отпечатались у него на рубашке. Он ничего не понимал. Стоял ясный, солнечный полдень.
Омово упаковал свои вещи.
На протяжении всего утра он почти не видел отца. Отец избегал его. Омово встретился с ним утром возле умывальни и поздоровался, как подобает сыну, отец проворчал что-то в ответ, даже не взглянув в его сторону.
Омово застегнул молнию кожаной сумки. Постоял, подумал, не забыл ли что-нибудь важное. Нет, кажется, все взял. Поднял сумку, попробовал на вес и остался доволен.
Когда он вернулся днем домой, Блэки была на редкость предупредительна. И он в душе пожалел о недавней с ней ссоре.
— Ты знаешь, что Ифейинва убежала? — спросила она.
— Когда?
— Никто не знает. Такпо считает, что это произошло либо вчера вечером, либо сегодня утром. Он приходил, искал тебя. Глаза у него опухли от слез. Я надеюсь, все уладится.
Омово помолчал, а потом спросил:
— Она оставила что-нибудь?.. Ничего?
— Она была очень хорошая женщина.
— Она была очень несчастная женщина.
— Почему?
Омово промолчал.
Омово увидел Такпо на заднем дворе. Тот горестным тоном что-то объяснял собравшимся вокруг него соседям. Его голос дрожал, временами срываясь на крик, а кто-то его утешал, советуя поехать в деревню и уладить дело с ее родителями.
Когда Омово поравнялся с ними, все, как по команде, умолкли и впились в него глазами. Кто-то сказал что-то по поводу нынешних молодых людей, которые заводят шашни с чужими женами. А еще кто-то добавил, мол, тихони — самый опасный народ.
Такпо раздвинул обступившую его толпу, и толпа ответила тихим ропотом. Тяжело ступая, он приблизился к Омово; глаза у него глубоко запали и налились кровью; губы дрожали, лицо напряглось и исказилось от боли.
— Рисовальщик…
— Я не рисовальщик…
— Не важно, кто ты есть… моя жена убежала, покинула меня, ты слышишь? Моя жена, Ифейинва, убежала из дома, ты слышишь? Она убежала, оставив мне только короткую записку. Написала, что возвращается в деревню. Ты хотя бы понимаешь, что сотворил с моей жизнью? Думаешь, я не видел, как вы входили в тот дом? Думаешь, я не знаю, что про вас говорили? Посмотри, что ты сделал с моей жизнью! Ты считаешь меня стариком, но я далеко не старик. Знаешь хотя бы, какой я заплатил за нее выкуп, знаешь? Я старался сделать ее счастливой, давал ей деньги, покупал одежду, разрешал отлучаться из дома, разрешал посещать вечерние классы, покупал ей книги. Я потакал ей во всем, разве не так? А что натворила она, ты только посмотри, — взяла мои деньги, все купленные мною вещи и убежала. Ты разбил мне жизнь.
Омово застыл на месте. Он был в полной растерянности.
— Разве заглянешь в чужую душу! — продолжал Такпо. — Как, как один человек может понять другого? Она жила со мной, а думала только о тебе. Может быть, поэтому она так и не…
Больше Такпо сдерживаться не мог. Он размахнулся, ударил Омово изо всех сил по лицу и в довершение ко всему плюнул. Он плакал и потрясал кулаками, продолжая выкрикивать:
— Тебе не пошла на пользу выволочка, которую недавно тебе учинили. Надо было прикончить тебя, прикончить!
Люди с трудом оттащили Такпо от Омово. У Омово снова открылась рана на лбу, а на левой щеке появилась свежая ссадина, напоминающая старинный племенной знак. Он пошел в душевую, умыл лицо, а потом, вернувшись в комнату, долго смотрел в окно.
Омово заглянул в гостиную. Там ничего не изменилось с того самого дня, когда братья навсегда покинули дом. Если не считать мелочей. Неизменной осталась домашняя атмосфера. Он старался не думать о братьях. Вернувшись к себе в комнату, он стал рыться в своем белье и наконец нашел, что искал, — голубое плетеное колечко, подаренное ему Ифейинвой. Не раздумывая, он выдвинул ящик письменного стола и бросил колечко в полиэтиленовый пакет, в котором лежали его волосы. Сейчас он мог обдумать свое положение хладнокровно. Ему тоже необходимо ненадолго уехать. Некоторое время назад Кеме посоветовал ему поехать в Бадагри и дал адрес семьи своего друга, где можно на недельку снять комнату. Ему необходимо прийти в себя. Впереди его ждет много дел.
Читать дальше