Маркус Вернер - Над обрывом

— Может быть, она вернулась к своей тихой пристани? — предположил Лоос.

— Все может быть, — сказал я. — Говорят, некоторые мужчины не прочь обнять и утешить женщину, когда она после жестокого разочарования заплаканная возвращается домой.

— А дети у нее были? — спросил Лоос.

— Нет, — ответил я, — она никогда не хотела детей. Мир достаточно населен, сказала она однажды, и каждый новый футбольный фанат уже лишний. Это она, конечно, пошутила, поскольку знала, что я — один из них. О настоящих причинах она, по своему обыкновению, умолчала. А почему ты спрашиваешь?

— Для полноты картины, — ответил Лоос.

— Бесплодные усилия любви, — сказал я. — Если уж я не могу нарисовать для себя портрет этой, в сущности, незнакомой мне женщины, то как ты сможешь дополнить свою картину?

— Пробелы — тоже часть текста, — заметил Лоос, — и если дело обстоит так, как ты полагаешь, значит, я дополняю фоторобот.

Было уже за полночь, когда мы добрались до моего дома. Я не устал и даже налил нам по стаканчику на сон грядущий. Лоос был не против. Я развел огонь в камине, Лоос в задумчивости стоял рядом. Он указал на диван и спросил, не на этом ли диване умер Тассо. Нет, на другом, стоявшем в точности на этом месте, ответил я, его пришлось вынести и сжечь. Я придвинул два кресла к камину, наполнил коньячные рюмки и спросил, за что будем пить. За час привидений, сказал он. Верит ли он в привидения, спросил я. Он пристально глядел на огонь и молчал. Я смотрел на его лицо: в отблесках огня оно как будто все время менялось. Вдруг он сказал, что открытый огонь напоминает ему одну балладу под названием «Ноги в огне». Знаю ли я ее? Мы однажды читали ее в школе, ответил я. В чем там дело, я уже забыл, но одна деталь произвела на меня впечатление и, очевидно, поэтому осталась в памяти. Вроде бы речь идет о человеке, который за одну ночь весь поседел, так?

— Это не деталь, — поправил меня Лоос, продолжая смотреть на огонь.

Я попросил его рассказать, о чем эта баллада. Он покачал головой. Если он хочет побыть один, сказал я, то я могу уйти. Я знаю, о чем ему хочется подумать. Он может и переночевать здесь, в кресле или на диване. А он тихо сказал: я твой должник. Он должен сейчас рассказать мне, что произошло год назад, по крайней мере, то, что сохранилось в его душе. Время до выписки его жены из больницы прошло впустую, словно оно стояло на месте. То, что оно все же движется, можно было заметить лишь по медленно наполнявшемуся мусорному ведру. Когда Беттина вернулась домой, его счастью не было предела. Но это счастье оказалось не безоблачным: его омрачала перспектива новой разлуки. Беттине было необходимо отдохнуть, чтобы восстановить свои силы. Слава Богу, лучевая терапия ей не понадобилась, а потому она сама могла выбрать место для долечивания. Она изучила проспекты различных санаторно-курортных заведений, в том числе «Кадемарио». Ей вспомнилось, как после посещения музея Гессе в Монтаньоле они стояли, прижавшись друг к другу, на балконе в «Бельвю» и смотрели на сверкающую гладь озера и цепь холмов с приютившимися среди них деревней и санаторием. И она решилась сразу, а у него еще оставались сомнения. Хотелось, чтобы она была где-нибудь поближе и он мог навещать ее так часто, как пожелает. Она сказала, что лучше всего было бы отправиться туда вдвоем. Он незамедлительно обратился к школьному начальству и попросил отпуск на неделю, который ему предоставили, разумеется, с условием, что он отработает пропущенные часы. Беттина обрадовалась — вообще, день ото дня, даже несмотря на еще случавшиеся иногда приступы слабости, она становилась все беспечнее. Слово беспечнее, хоть и старомодное, тут как раз уместно. Так что они заказали комнату на двоих, с балконом, окнами на юг, и во второй неделе июня поехали туда на машине, чтобы чувствовать себя свободнее. Нет необходимости описывать мне этот санаторий, так же, как и вид, который открывается из комнат, выходящих на юг, — я видел и то и другое. Они стояли у себя на балконе, опираясь на перила, и смотрели вдаль, а потом, преодолевая легкое головокружение, — вниз. Эти низкие перила, не доходящие даже до талии, опасны для тех, кто устал от жизни, сказала Беттина. Он возразил, что в таком санатории не обязаны заботиться о тех, кто устал от жизни. Она с ним согласилась и взяла его за руку. Они стояли на балконе и чувствовали себя, как молодожены. Первая ночь и впрямь была похожа на брачную, по крайней мере, частично. Тут, к его огорчению, ему придется сказать о болезни, которая мучает его по сей день. Он страдает бруксизмом.