Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты

Они успели сделать работу в срок, снимая оборудование с трубопровода утром двадцать девятого апреля, и в это время вдруг пошёл дождь, означавший окончательный приход весны; а к полудню прилетел МИ-6, вертолёт, забравший одним рейсом всех желающих вылететь домой на весенние праздники; и Вольдемар Иванович неизвестно какими путями раздобыл ящик водки, которую они пили, расположившись вокруг открытого и ограждённого люка машины, использовавшейся до этого для перевозки грузов всё той же «подвеской».

Дружеские, доверительные отношения Виктора с Каутцем оборвались самым неожиданным и непонятным вначале для него образом; поводом к этому послужило невыполненное задание, к которому он как бригадир колонны не имел прямого отношения; впрочем, задание было поручено другому, но, оказавшись в тот момент в том месте, он был ошеломлён грубостью, с какой отнёсся к нему главный инженер. Ещё в детстве он пугался грубого к себе отношения, а позднее, повзрослев, приходил в неконтролируемое состояние, пережив первоначальное остолбенение в подобной ситуации. Каутц должен был знать об этой черте его характера, но, очевидно, не захотел с этим считаться; ошеломлённый потоком этой ярости, он молча повернулся, сел в машину и уехал с места события, где Виктор, дрожа от возбуждения, долго не мог прийти в себя.

Потом они не здоровались и почти не разговаривали друг с другом, избегая даже редких деловых контактов, а затем Вера ушла из дома и Виктор должен был уволиться и перейти на другую работу. Уже гораздо позднее он понял, в чём была причина этой ссоры, когда узнал, что Вера ушла к нему.

Каутц переехал потом в Москву, где работал каким-то заместителем начальника главка, а года через три после этого был застрелен в подъезде своего дома в начале перестройки, пережив два инфаркта, надсадив сердце нагрузками, какие оно было не способно выдержать, потому что и эти последние годы жизни зачастую находился на трассах, курируя стройки и находясь в тех же стрессовых условиях, будучи психологически слабым для них. По мнению многих, его знавших, лучшим вариантом в его судьбе была бы должность прораба или начальника небольшого оседлого управления, но и в этом случае оставался шанс окончить жизнь от запоя, чему благоприятствовало и то обстоятельство, что его жена разделяла с ним пристрастие к алкоголю, от чего и умерла спустя некоторое время после его похорон. Виктор знал о судьбе их сына, жившего после смерти родителей в одном из подмосковных городов и в компании с каким-то своим родственником, приехавшим из Киргизии, занявшегося торговлей наркотиками. Бизнес процветал недолго: всё подобное подконтрольно серьёзным структурам и их просто сдали следственным органам, причем поделыцику сына Каутца удалось скрыться, а тот загремел в колонию на длительный срок, где заболел туберкулёзом.

Кроме того, выяснилось, что ещё ранее он уже был болен СПИДом и гепатитом.

Виктор думал о том, сколь нелепа судьба этой семьи, и Евгений, словно слыша его мысли, подтвердил их.

— Да… Досадно, когда думаешь, как всё у них сложилось. Ты помнишь Удалова, что работал с нами тогда?

Так вот, он привёз гроб с телом своего племянника — он ведь свояк Каутцу — и похоронил рядом с отцом и матерью.

Больше у них никого не было. Теперь вся их семья вместе.

Все трое — рядом.

— Жаль. Чисто по-человечески их жаль. Несуразно…

Несуразная судьба вопреки всем стремлениям. Он уж во всяком случае не хотел, чтобы всё так случилось.

— Что сделаешь. Жизнь есть жизнь. Черёмин тоже что-то стал сдавать. Постарел. Но у него в семье всё ладно: дочь — актриса, сын — инженер. Впрочем, он ещё хорохорится.

Недавно одна женщина у нас на участке рассказывала, что застала его и кладовщицу на складе во второй классической позиции.

— Ну что ж, он давно по стройкам, в отрыве от семьи — как-то выкручивается.

— Положением пользуется. Некоторые женщины просто не решаются отказать.

— Ты думаешь?

— Что тут думать? Моемся мы однажды в бане — человека три нас было, — пришёл Черёмин с одним из прорабов. Ну, разговор обычный — банный. Черёмин мне говорит: фигура у тебя, Женя, хорошая, женщинам такие нравятся. Тут Коцур встрял (ты же знаешь — какой он на язык), мол, тебе-то, Иван Васильевич, грех жаловаться — любая даст. А тот отвечает: «А что толку! Её е…шь, а она морду воротит».

— Может быть, и пользуется положением, но ты же сам знаешь, как женщины на трассе избалованы нашим вниманием; поэтому и позволяют себе иногда сверх меры.