Виталий Павлов: Герцеговина Флор

Доводилось ли вам видеть когда-нибудь старую афишную тумбу в те моменты, когда с нее снимают слой за слоем сросшиеся от клея и времени рекламные листы? Нет? Жаль. Ведь эта процедура сродни раскопкам мест человеческих поселений, в них пласт за пластом возникают картины бытия наших предков. А что может быть интереснее встречи с прошлым, пусть даже не очень далеким? Ну неужели наполненная страстями жизнь ушедших поколений не оставляет никаких следов, кроме пожелтевших фотографий, высохших газетных страниц и кадров кинохроники? Неужели даже те, чьи имена были на устах миллионов, уходят из этого мира, как самые простые садовники или водопроводчики или уж совсем непримечательные помощники машиниста сцены? Эта история не даст тебе, читатель, утвердительного ответа, но, возможно, прольет некоторый свет на одну из тайн бытия. Эта история — не придуманная, она услышанная. Ее поведал нам один очень известный в прошлом тенор. Несколько вечеров подряд мы сидели на берегу Черного моря в пансионате «Дом актера», в беседке, стоящей в зарослях дуксуса и вечнозеленого лавра, и слушали его захватывающий рассказ. Где-то рядом, в темноте кинозала, на просторных балконах спальных корпусов, на опустевшем пляже проводили отпуска те, кто составляет элиту современного русского театра и кино. Многие из них уже успели стать легендами при жизни. Поэтому история, рассказанная лысеющим господином, так захватывала слушателей. Именно ее мы и предлагаем вашему вниманию. Итак, мы начинаем…

Давно ли ты летал во сне, о читатель? Давно ли видел землю, на которой живешь, с высоты даже не птичьего полета или из иллюминатора авиалайнера, а с той высоты, на которую способна вознестись человеческая душа, когда тело пребывает в покое ночного сна? Если тебе знакомо это чувство, когда дух захватывает от скорости передвижения, когда крыши домов проносятся совсем рядом, а ветви деревьев и вовсе проходят сквозь то, что ты во сне ощущаешь как собственное тело, поспеши за нами в прекрасный уголок земли, который зовется «Герцеговина Флор». И не требуй от нас объяснений, почему название таково, ибо нет ответа, почему кошка зовется кошкой, а снег — снегом.

Так скорей же, скорее в путь, подальше от дымящихся заводских труб и натужного рева моторов, от гангстерских разборок и войн за землю и власть. Подальше от суеты и дум о хлебе насущном и поближе к местам, которые зовутся раем земным. Вот! Вот уже виден этот небольшой цветущий квадратик земли, с безупречными линиями аллей, посыпанных желтым речным песком, и белыми скамейками в тени вековых деревьев. Он расположился на берегу огромного озера. По размерам оно даже не уступало искусственным морям, которых так много появилось в шестидесятых, в период бурного строительства гидроэлектростанций.

На этом клочке земли можно найти все, что пожелает самая уставшая душа в мире. Вот плещется на ветру полосатый парус тента, под которым прячется от летнего зноя прибрежный ресторанчик. А вот устроились неподалеку от аккуратных коттеджей круглые клумбы, заросшие разноцветными колокольчиками, расточающими по вечерам такие запахи, что вмиг можно потерять голову. А вот замерли на зеркале воды беленькие шлюпки, терпеливо ожидая мгновения, когда пустятся в кругосветное плавание.

Давайте задержимся на мгновение, чтобы получше рассмотреть этот прекрасный уголок земли, почувствовать его запахи, услышать его голоса. Вот, например, один из них. Прекрасный голос молодой женщины:

- Нет-нет, ты послушай! Когда я спела «Сердце, тебе не хочется покоя…», Орлова и Утесов прослезились. Да что там прослезились, плакали, так им понравилось! Они вспомнили, как снимался этот фильм, как записывалась пластинка, какими они были в то время, и разрыдались. И потом они сказали, что когда-нибудь я стану такой же знаменитой, как они! Ну, ты рад за меня? Ответь, рад? И еще все, кто был на концерте, пророчат мне лучшие сцены Москвы, Парижа и Нью-Йорка! Представляешь, я буду петь в Кремлевском дворце, а потом в «Олимпии», а потом в «Карнеги-холл»! С ума сойти! А я буду петь, буду! Это я точно знаю!

Легкий ветерок подхватил последние слова и понес их через ухоженные поля для гольфа, теннисные корты и площадки для игр, где застыли в ожидании начала сражений шахматные армии. Возглавляемые семьями Монтекки и Капулетти, они в любую секунду готовы были начать сражение.

Сегодня уже поздно, а завтра непременно одна из семей устроит свару, выступив, скорее всего, с хорошо знакомыми словами «Е-2, Е-4». Выступит, чтобы победить или сдаться на милость сильнейшему. И эта вечная, так хорошо знакомая всём история будет повторяться вновь и вновь. Но это будет завтра, а сейчас кто-то покинул подвесные качели, превратив их в маятник. Тик- так, тик-так, а времени нет. Известно только, что уже вечер.