Татьяна Шипошина - Звёзды, души и облака

А другие — просто не понимают, как их жизнь сложилась. И понимать не хотят. Живут себе — не тужат. Живут, как живётся.

Но и те, и другие, редко вспоминают свою первую любовь, то есть редко вспоминают то время, когда они жили на полную катушку.

Да, есть ещё и третьи. Это те, кто до старости всё бьются, всё хотят жить так, как жили, когда любили в первый раз. Они всё стремятся куда-то, всё бегут вперёд.

Можно сказать, что бегут они всю свою жизнь — за первой любовью.

Вот и бьются они — путешествуют ли, исследуют ли что-то, песни ли поют, а может — стихи сочиняют, труды всякие научные пишут, или что другое делают — но что-то они обязательно делают! И делают так, чтоб — на полную катушку, на трезвую голову и твердую память. На полную силу. На первую любовь, так сказать.

Такие-то и могут иногда сказать честно, насколько жизнь их сложилась. То есть — сколько мгновений в своей жизни смогли они прожить — на полную катушку, на полную силу, на первую любовь.

Только первых и вторых — больше, больше…

Все наши давно уже давно улеглись, а спать не хочется никому. Слышно, как у мальчишек играет тихая музыка — у них ещё батарейки не сели в приёмнике.

— Хоть бы сказку рассказал кто-нэбудь, э! — просит Мариэта.

— Тебе рассказать сказку, как дед… — это Нинка вступает.

— Э, нэ надо про коляску твою! Твоя коляска уже вся… э… запачканная стоит…э… никому нэ интэрэсно!

— Новенькая, Анька, ты сказку расскажи! — просит Аська.

— Да я вообще-то знаю одну, русскую народную. Я её потому знаю, что специально читала, чтоб в палате, в больнице у себя рассказать. Мы там все по очереди рассказывали.

Мы тоже по очереди рассказывали, только всё рассказали уже. Давай свою русскую народную.

Ну ладно. В некотором царстве, в некотором государстве, жил был царь, и было у него три сына…

Тихо потекла мерная мелодия сказки. Анька оказалась хорошей рассказчицей. Она рассказывала так, что все аж переживать начали, как там Иванушка справлялся со своей непростой задачей.

— Ну и вот. Залез Иванушка коню своему златогривому в правое ухо, а в левое вылез, и превратился он в добра молодца, так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Размотал грязную тряпку с пальца, а там — сияет перстень самоцветный. Обнял он царевну, поцеловал в уста сахарные, и стали они жить поживать, и добра наживать. А царь дал им пол царства, как и обещал.

Тут и сказке конец, а кто слушал — молодец. Все помолчали немного, потому что здорово Анька сказку рассказала.

— Всё! Будешь ты теперь у нас сказочницей-рассказочницей! — первой опомнилась Нинка.

— Да я больше, так подробно, ни одной не знаю! — отнекивалась Анька.

— Ничего, в библиотеку сходишь.

— А что, библиотека есть?

— Есть, есть. Читать любишь? — это уже Маша спрашивает.

— Люблю. Очень люблю, и читать могу быстро.

— Правда, вот привыкнешь немного, и пойди в библиотеку. Там и на мою долю возьмёшь чего-нибудь.

— Нет, Анька, ты скажи, как это он — в одно ухо влез, а в другое вылез? — Нинка ещё не успокоилась.

— Честное слово, сколько раз эту сказку рассказывала, столько раз все спрашивают одно и то же! Всем всё понятно — и про коня, и про терем, и про поцелуй. Непонятно только, как это — в одно ухо влез, а в другое вылез!

Девчонки посмеялись немного, а Нинка продолжала:

— Сейчас бы влезть в одно ухо, а в другое вылезти!

А где ты ухо возьмёшь?

— А я вот сюда, в подушку влезать буду, в подушечный угол!

— В подушку влезешь, а из другого конца — курицей вылезешь! — это Аська.

— Нет, жабой вылезешь!

— Нет, бабой Ягой!

— Нет, чудом вылезешь! Чудом в перьях!

— Ну вот, раскудахтались! — Нинка уже сидела, положив подушку на голову, загнув один угол внутрь, как генерал в треуголке. — Я думала, вы добрые, а вы… Вот вам назло никуда влезать не буду!

— Девчонки, сколько можно хихикать! Ну-ка спать всем! — отозвалась со своего поста Лида.

— Спокойной ночи всем! Анька, не забудь сказать: «Приснись жених невесте, на новом месте». Завтра расскажешь, кто приснился.

— Угу. Не забуду. Спокойной ночи.

«Мне самой интересно, что это мне на новом месте приснится».

Анька закрыла глаза и полетела в светлую даль. Она привычно вступила в свой ночной полёт, как вступают в тёплое, ласковое море.

И сон ей снился — всегда один и тот же, с того самого времени, как она заболела. Или этот сон, или вообще ничего не снилось.

Ей снилось, что она поднимается на больших крыльях и летит прямо к солнцу. Крылья же у неё — как на картинке, которую она видела в книжке, там где читала легенду об Икаре. Как он поднялся на крыльях к солнцу, и там растаял воск, который скреплял крылья. Крылья растаяли, а Икар упал, и разбился.