Елена Крюкова - Серафим

И дико, как в пустыне заблудший, кричит:

Девка облила драгоценным миром ноги мужчины. Закинула руку за голову. Одно движенье пальцами – и заколка вынута, и косы распущены, льются золотой водой по плечам, по серой нищей холстине. Чуть повела плечом. Плечо яблоком из холстины выскользнуло. Свежо, светло во тьме горит. Розовое, теплое, женское плечо. У, обольстительница, змея, думает хозяин, у…
Она моет ноги гостя. Она моет их ключевой водой и волосами.
Она моет Его ноги слезами, ибо, наклонившись над голыми ногами Его, сладко и тихо плачет она.
Она склоняется низко, низко над медным тазом – и целует Его ноги, так целует, как новорожденного ребенка; так бы сына своего целовала.
Так целуют мертвых в гробу, навек от живых уходящих под землю.
Поднимает золотую голову. Глядит Ему в глаза.
И Он глядит ей в глаза. В черную глубь зрачков. Глубже. Еще глубже.
Он в ее сердце глядит.
Он шепчет:

Она плачет сильнее, спина ее вздрагивает. Он кладет ладонь на ее голое яблочное плечо. Под Его пальцами – ее жемчужная низка. Пальцы гладят живой жемчуг. Пальцы жемчуг ласкают. Пальцы говорят ей: не бойся, родная, никогда ничего не бойся.

Непотребная девка, думает хозяин в бешенстве, да они знакомы!
Тоже, видать, с ней переспал… в ночлежке для бродяг… а то и под забором… под камнями в пустыне… на раскаленном или сыром после дождя песке.
Она снимает с шеи ожерелье. Обкручивает жемчугами Его ноги.

Хозяин кричит:

Мужчина обернул голову к хозяину. Девка плакала, стоя перед медным тазом на коленях. Жемчужины сияли лунно, обернутые вокруг мокрой щиколотки гостя. Гость положил руку ей на затылок, на золотую, чисто вымытую щелочью голову, и девка вздрогнула всем телом.

Он поднял ее лицо вверх за подбородок.
Глядел, как льются по ее грязным щекам чистые слезы.

Сговорились, зло думал хозяин, сговорились…
Он все еще держал в руке чашу с вином, что угодливо налил ему слуга.

Хозяин ничего не понял и выпил вино залпом. Мудрецы всегда говорили непонятно и коротко, зло подумал он – и хлопнул громко в ладоши.

Слуга разлил черно-синее вино в золоченые тяжелые чаши. Гость взял чашу, пригубил из нее – и поднес чашу позорной уличной девке, сидящей на полу у ног Его.

Протянул руку и отщипнул от лепешки, лежащей на блюде.

Она ела, обливая хлеб слезами.
Хозяин сидел неподвижно, чувствуя, как болит от неутоленного желанья пах. Стискивал в злых пальцах железную женскую грудь золоченого кратера.