Элиа Казан - Сделка

Я сказал Флоренс, что направляюсь прямиком к некоему мистеру Колье, в его резиденцию около Уэстона, Коннектикут, и что, поскольку он представляет из себя особый тип мужлана-супермена, я проведу массу времени за столом, заставленным отнюдь не соками, и наверняка разговор наш будет принимать грубоватые формы. Присутствие женщины наложит свой отпечаток, а это нежелательно для дела. Флоренс согласилась с моими доводами. Затем я обманул ее в другом. Ее естественное предположение, что я полечу в Нью-Йорк, было ошибочным. Я намеревался проехаться поездом и провести с Гвен два дня и три ночи в отдельном купе. Билеты пришлось приобретать лично, а секретаршу (Флоренс имела с ней ежедневные контакты) озадачить с самолетом.

Задумка удалась. Два дня и три ночи мы с Гвен наслаждались столь продолжительной близостью. Охранял и лелеял ее старый милый негр-проводник, которому я дал двадцать долларов в начале поездки, а не в конце. Он все понял правильно — мы ни в чем не нуждались, ничего не просили и даже не вылезали из купе. Время, проведенное в затворничестве, пошло нам на пользу в чисто житейском плане. Мы ведь ни разу не проводили ночь целиком вместе и не знали привычек друг друга. Да, собственно, и окно-то мы расшторивали всего два раза за весь долгий путь. Оба раза снаружи было темно — ночь длиной в шестьдесят часов.

Помнится, как мы подняли шторку первый раз. Поезд сделал остановку, мы проснулись в объятиях друг друга и решили, после обсуждения, рискнуть бросить взгляд на внешний мир. Выглянув, обнаружили, что находимся где-то в Колорадо. Старик, путевой рабочий, шел вдоль состава, проверяя молоточком буксы, в вагон-ресторан грузили горную форель, ту самую, как выяснилось на следующий день, которую нам подали на завтрак. Когда подняли шторку во второй раз, мы ехали мимо озера Эри, Пенсильвания.

В Нью-Йорке, в отеле «Алгонкин» нас ожидал номер для мистера Эванса Арнесса, прибывшего по делу, о котором никто ничего не знал. Даже оператор лифта, знающий абсолютно все! Горничные сообщили ему, что мистер Арнесс работает не покладая рук, а его ассистентка, занявшая маленькую комнату, примыкавшую к люксу, ночь провела с ним. Новость распространилась по персоналу. Но никто не придал ей особого значения, так как ничего необычного в том не было. Мистер Арнесс и раньше приезжал с ассистентками и тоже спал с ними. Было вполне понятно, что такая шишка, как мистер Арнесс, требовала обслуживания по высшему классу.

Первые дни в гостинице мы посвятили исследованию. По его данным, республиканская партия прочесывала страну в поисках подающих надежды политиков. Таких, на которых она могла рассчитывать. Чет Колье был надеждой «слонов» Западного Коннектикута. Я читал и перечитывал его публичные выступления, делая пометки на полях для обозначения нужных цитат. Трудно было поверить, что на суждения, изрекаемые Колье, кто-то возлагал надежды. Но ведь в нашей стране был и Голдуотер! И я вскоре начал верить, что этот нонсенс действительно был произнесен. Затем я почувствовал, что могу хорошенько размять мозги в ходе обработки этого малого. Редакторы журнала соображали, что делают, предлагая Колье именно мне. Нет, они ни на чем не настаивали и ничего не советовали: зачем? Они заранее знали, что мой ответ фигуре Колье будет броском ястреба на разъевшегося голубя.

По пути к Колье я рассказал Гвен, что знал сам. Мы ведь учились с ним в одном колледже. Я был пешка, один из многих, а Чет представлял фамилию, широко известную по всей Новой Англии. Его сразу же воткнули — я помню тот июньский день — в почетное общество старшекурсников, к тому же он принадлежал к братству Дельта Каппа Эпсилон, был «Деке». А я был мойщиком посуды в кампусе Зета Пси. Эра моечных машин еще не пришла, и моя одежда источала ароматы мойки все четыре года обучения. По этой причине и по многим другим я все еще горел желанием отомстить.

Увидев Чета, я сразу понял, что он ни капли не изменился. Сомнений по поводу своей персоны у него не возникало и раньше. Он относился ко всем остальным людишкам со снисходительностью человека, раз и навсегда уверовавшего в свое превосходство. Он ни перед кем не распинался, его существованию ничего не угрожало, достойных соперников ему не встречалось, и поэтому он ни к кому не испытывал неприязни. С румяными щеками, подвижный и легкий на подъем, он, казалось, только что прибежал с разминки. Пил он умопомрачительные дозы, но, по-моему, ни разу не заплатил цену хорошего похмелья. Таких мартини, какие делал Чет, я не пил никогда — они были сухие до горечи. Он водил английскую машину с двумя сиденьями (как я) и говорил в своих речах, что предпочитает автомобили британского производства. Более того, он утверждал, что они являются лучшими, потому что в Англии все еще крепки традиции истинного мастерства, а крепки они потому, что на островах профсоюзы не так сильны (что, разумеется, далеко от истины) и что руководят ими, не в пример нашим, не гангстеры, а вполне порядочные люди. (Нонсенс!) И добавлял, что у англичан прочные религиозные устои. Как соотнести религию с производством автомобилей, я не уразумел. Чет еще и играл в гольф по воскресеньям.