Элиа Казан - Сделка

Для Гвен необходимо было изобрести новый вид взаимоотношений. Новый договор, не касающийся остатка моей личной свободы и одновременно удовлетворяющий ее. Я нес полную ответственность за слова, сказанные в пылу страсти: «Ты — моя женщина, и я не хочу жить без тебя!» Черт возьми, но в самый пик в постели я сказал гораздо больше. «Здесь ты был опрометчив! — произнес я вслух, поворачивая „Триумф“ на стоянку офиса. — Ты даже наплел ей, что хочешь видеть ее своей женой. Чего ты никак не хочешь. И никогда не хотел!»

И ведь это была сущая правда! Никогда я этого не хотел, даже мысли такой не возникало. Потому что, о Боже, мне нравилась Флоренс. Я, по сути дела, любил ее, и договор между нами был крепок. Кроме того, ставка была очень велика. Я имею в виду финансы. Если дойдет до этого… «Смотри в оба!» — сказал я себе. Многие меня поймут, эмоции — опасная штука! А я-то думал, что с ними, с чувствами, уже покончено!

За ланчем я встретил Гвен. Она была серьезна и спокойна. Такая сосредоточенная, такая уравновешенная, такая моя… Удивительно! Я даже забеспокоился. Но потом мы заговорили, и она сказала мне то, что я давно в глубине души хотел услышать.

Она любит меня. Но презирает мою работу. Мою профессию. Мое занятие достойно отвращения. Она слишком любит меня, чтобы спокойно смотреть, как я это делаю. Слишком сильно любит, чтобы безучастно наблюдать, как я веду себя, подобно остальным в агентстве. Потому что я другой, сказала она. Я не должен прожить жизнь, занимаясь враньем о качестве какой-то, не имеющей ко мне никакого отношения, продукции.

Тем более работать на людей, которых я презираю. Неужели я презирал свою работу?

— Да, — подтвердил я. И сразу же стал презирать ее. И почувствовал накопленную за многие годы ненависть к ней.

Гвен продолжала говорить. А моя гордость, долго спавшая, очнулась от летаргического сна. Как же долго она пребывала в коме? Я взглянул на Гвен, на любимую женщину, и почувствовал восхищение и даже благодарность.

А потом я рассказал ей о своей второй жизни: о журналах, о статьях и о том, как много они значили для меня. Гвен странно посмотрела на меня и задалась вопросом, как это так, при нашей с ней близости, я успешно хранил в тайне немаловажную часть своего «я». Ту часть, которая так много значила для меня. (Единственная деятельность, где я честен перед миром и собой, сказал я.) Как это так, подняла она брови, она даже не догадывалась? Я ответил ей, что статьи публиковались под псевдонимом и что даже Эдди Андерсон, под которым она меня знала, тоже — псевдоним. Я поведал ей об Эвансе Арнессе, Эвангеле Топозоглу и об остальных. Но она не слушала. Она в изумлении рассматривала меня — в который раз удивляясь, как я мог сохранить вторую жизнь, второе имя в полном секрете?

Я был польщен и объяснил ей, что анатолийские греки, как, впрочем, и другие национальные меньшинства, в силу своего положения на родине, всегда были вынуждены вести себя скрытно. В моем случае к прирожденной скрытности добавлялось действие Большого Закона Торговли: а именно, никогда не оглашай без нужды более того, чем надо, чтобы бизнес шел без помех. Играй в покер во всем!

Я сказал ей, что недавно получил задание от постоянного заказчика на приличную статью о новой фигуре, выходящей на национальную сцену. Мою новую цель звали Чет Колье, и, как предполагалось, статья должна была убить его, желательно, чтобы он даже не успел осознать этого. Такова моя специальность: заводить с объектом атаки дружбу, завоевывать его расположение, узнавать его слабые стороны, затем писать статью. Несколько недель спустя объект, к своему полному изумлению, обнаруживал залп по себе в прессе. Но ответить на огонь ему уже нечем; каждая цитата проверялась им лично и была точна до запятой. Что-что, а уж это я проверял особенно тщательно!

Вместе с заданием пришли два толстых конверта с отобранной информацией по «предмету». Я всегда настаивал на личном изучении объекта, и поэтому мне предоставляли деньги на ассистента и командировочные на двоих. На командировках я настаивал особенно, так как в трудовой договор с агентством они входили особой, удобной для меня статьей. Временами жизнь давала трещину — опостылевший Лос-Анджелес и затхлость существования требовали отдушину, — я ненадолго менял географию. Это служило достаточным основанием, чтобы не разбираться с проблемами напрямую. Иногда Флоренс напрашивалась в попутчицы, особенно если командировка была в Нью-Йорк (магазины, театры, культура), и я был вынужден идти на хитрости, изобретая предлоги, чтобы отправиться одному. Теперь снова мне предстояло, не вызывая подозрений у жены, исхитриться и улизнуть на берег Атлантики с помощницей, мисс Гвендолен Хант.