Джоанна Кингслей - Лица

— Вот мы и снова встретились, юная буянка, — улыбнулся он. — Сообщница дочери. Уверен, в своей хижине вы чего-нибудь да напридумываете. Хорошо еще, что бассейн закрыт и под рукой нет химической лаборатории.

— Папа! — упрекнула отца Лекс, а Жени неуверенно улыбнулась, не зная, как расценить его подтрунивание: как упрек или сказанное с одобрением.

— Заговоры дают хороший опыт, — он подмигнул дочери, но та нахмурилась и отвернулась. — Они в основе всего: бизнеса, деятельности правительства, искусства и науки — все людские предприятия зиждутся на них.

— Филлип, — Мег коротко рассмеялась. — Может быть, ты позволишь Жени распаковать чемоданы, прежде чем начнешь ее обращать в свою веру, — и повернулась к девушке. — Знаешь, Филлип у нас просто апостол. Может быть, Лекс тебе говорила, в ее отце пропал проповедник.

— Во мне? — переспросил Филлип с невинной улыбкой. — Проповедник? Да я проповедовал только собаке. Да и та сразу же засыпала, стоило мне начать.

Мег расхохоталась, Лекс тоже улыбнулась. Недоразумение, каким бы незначительным оно не казалось, было сглажено.

Их хижина располагалась примерно в семидесяти пяти ярдах от основного строения. Хотя она и была меньше, но обладала такой же атмосферой простого уюта. На первом этаже — гостиная, выполняющая функции и столовой, и кухни, на втором — две спальни, каждая со своей ванной. Все помещения, кроме ванных комнат, имели камины, и весь дом являлся образцом простоты и комфорта. Спальни под скатами крыши не были заставлены, но кровати оказались широкими — с бронзовыми основаниями и мягкими матрасами. В доме все было по делу, единственным украшением служили старые семейные фотографии и вышивки на стенах.

— Великолепно! — восхитилась Жени. — Ты даже не представляешь, какая ты счастливая.

Лекс сморщилась и уселась на Женину кровать, пока та распаковывала чемодан.

— Твоя мама похожа на тебя. Такая же простая. И очаровательная.

Лекс кивнула:

— Да. Знает, как держаться.

— Что ты хочешь сказать?

— Да ничего. Ты правильно сказала, она очаровательна, и все сходят по ней с ума. Она генератор всего: управляет домом, заботится о собственности, нанимает и увольняет, принимает большинство решений.

— А отец? — Жени развешивала вещи в простом деревянном шкафу.

— Я к нему и подхожу. Так вот: мама принимает решения, но они никогда не бывают важными — какие кусты посадить в саду, что приготовить на обед и не следует ли нанять еще одного повара. Или что-нибудь в этом роде. Все из повседневной жизни. А отец управляет фондом Вандергриффов — научными исследованиями, вопросами общественного благосостояния, множеством разных проектов. Занимается и другим, но фонд Вандергриффов его настоящее детище. Его решения влияют на мир, а ее… ну, она просто женщина у мужчины. Мамины решения не могут иметь большого значения, потому что они принимаются женщиной.

— Не понимаю, — пробормотала Жени, задвигая чемодан под кровать.

— Мама не была богатой, когда выходила замуж. Не вконец бедной — ее отец служил директором школы. Но в семье было несколько детей, а бабушка не работала, и других средств к существованию они не имели. За мужество за Вандергриффом стало основным событием ее жизни и ее карьерой. Очарование — составляющее ее работы — заставить всех ее любить: любой из людей может оказаться полезным мужу.

— Ты ужасно цинична, — поразилась Жени. — Так нехорошо говорить.

— Наверное. Забудем об этом, — Лекс внезапно потянулась к Жениной руке. — Может быть, я плохая. Но дело в том, что для них все так просто. У них тысячи друзей, их приглашают на множество вечеринок и всяких других вещей, так что они не могут пойти и на каждую десятую, а я будто вовсе незаметна или, по их, — ужасная, непривлекательная поросль, о которой никто не хочет и знать, — она взглянула на Жени, и на ее лице отразилась боль. — Пожалуйста, оставайся моей подругой. Навсегда.

Жени сжала ее руку.

— Ты словно моя сестра.

— Сестра, — повторила Лекс, горько покачала головой и встала. — Пойдем-ка вниз, разожжем огонь и выпьем пива. А ты мне расскажешь все сплетни о нашей школе.

Рождество планировали провести как семейный праздник. Это означало, что ждали Пела — брата Лекс, их бабушку по материнской линии и младшего брата Филлипа — дядю Генри, губернатора штата Нью-Джерси, с семьей и сестрой жены.

Двадцать третьего декабря в Топнотч с бабушкой приехал Пел. Роза Борден была такой же сухопарой, как и дочь, и безостановочно говорила. Овдовев пять лет назад, она все еще не привыкла жить одна и воздавала за свое одиночество необыкновенной общительностью, когда оказывалась среди людей. Ей не хватало компании, чтобы потрепаться, и на первого она накинулась на своего высокого симпатичного внука. Когда Жени встретила их впервые, бабушка цеплялась за руку Пела.