Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

— Неизбежная расовая война в Америке, — говорил нам Арбайтер, — будет понята неправильно. На самом деле это война классового расслоения…

— Когда ты пердишь, Арбайтер, тюлени в зоопарке перестают плавать? — в ответ спрашивала его Фрэнни.

Другие радикалы редко принимали участие в наших дискуссиях. Один постоянно сидел за пишущей машинкой; другой — за баранкой единственного автомобиля, которым сообща владели члены Симпозиума по восточно-западным отношениям — все шестеро сразу. Механик, который трудился над разваливающимся автомобилем (многоцелевая машина, бесполезная, как нам казалось, на любом шоссе; отец считал, что она вообще ни разу не выезжала на шоссе), был угрюмым молодым человеком с перепачканным лицом, в комбинезоне и в синей фуражке трамвайного кондуктора. Он был членом профсоюза и каждый вечер работал на главной линии Марьяхильферштрассе. Днем он выглядел сонным и злым и все время бряцал инструментами. Так его и называли — Шраубеншлюссель (Schraubenschlьssel по-немецки — «гаечный ключ»). Фрэнк любил катать на языке это прозвище, Шраубеншлюссель — чтобы покрасоваться, но Фрэнни, Лилли и я настояли на переводе. Мы называли его Гаечным Ключом или просто Ключом.

— Эй, Ключ, — говорила ему Фрэнни, когда он лежал под машиной и сыпал проклятьями, — думаешь, они не сумеют запачкать тебе мозги, Ключ? — говорила Фрэнни.

Гаечный Ключ не понимал по-английски, а из его личной жизни мы знали один-единственный факт: что однажды он пригласил на свидание Сюзи.

— Я хочу сказать, никто меня никуда и никогда не приглашал, — сказала Сюзи. — Вот кретин.

— Вот кретин, — повторила Фрэнни.

— И ты знаешь, он ведь меня по-настоящему ни разу и не видел, — сказала Сюзи.

— А он знает, что ты женщина? — поинтересовался Фрэнк.

— Господи Иисусе, Фрэнк, — сказала Фрэнни.

— Ну, мне просто любопытно, — сказал Фрэнк.

— Я могу тебе сказать, что этот Ключ явно какой-то извращенец, — сказала Фрэнни. — Ты, Сюзи, с ним никуда не ходи, — посоветовала Фрэнни медведице.

— Ты что, смеешься? — возмутилась медведица Сюзи. — Я вообще никуда не выхожу. С мужчинами.

Это заявление, казалось, почти незаметно опустилось на пол у ног Фрэнни, но Фрэнк — я уверен — беспокойно заерзал и предпочел отодвинуться.

— Сюзи — лесбиянка, Фрэнни, — сказал я, когда мы остались одни.

— Она такого не говорила, — возразила Фрэнни.

— А по-моему, лесбиянка, — настаивал я.

— Ну и что? — сказала Фрэнни. — А кто тогда Фрэнк? Большой банан? С ним-то все в порядке.

— Будь аккуратней с Сюзи, Фрэнни, — предупредил я ее.

— Ты слишком много обо мне думаешь, — все повторяла и повторяла она. — Оставь меня, ладно? — попросила меня Фрэнни.

Но это было единственное, чего я никогда не смог сделать.

***

— В любом половом акте участвуют четыре-пять различных полов, — сказал нам шестой член Симпозиума по восточно-западным отношениям.

Это была настолько исковерканная фрейдовская заумь — другого Фрейда, — что нам пришлось попросить Фрэнка перевести это еще раз, так как с первого раза мы ничего не поняли.

— Именно так он и сказал, — заверил нас Фрэнк. — В любом половом акте на самом деле участвует целая куча различных полов.

— Четыре-пять? — спросила Фрэнни.

— Когда мы спим с женщиной, — сказал шестой радикал, — мы имеем дело сами с собой, какими станем в будущем, и с собой, какими были в детстве. А также, разумеется, с тем, какой станет наша любовница потом и какой она была в детстве.

— «Разумеется»? — переспросил Фрэнк.

— Так значит, каждый раз, когда трахаешься, в этом на самом деле участвует четверо-пятеро человек? — спросила Фрэнни. — Звучит очень изнуряюще.

— Энергия, использованная на секс, — единственная энергия, которая не требует возобновления со стороны, обществом, — сказал нам довольно задумчивого вида шестой радикал. — Мы сами восстанавливаем нашу сексуальную энергию, — пояснил мужчина, взглянув на Фрэнни так, будто сказал самую глубокую мысль в мире.

— Кто бы мог подумать, — прошептал я Фрэнни, но она, такое ощущение, была очарована этими мыслями несколько более, чем полагалось бы.

Я боялся, что ей понравился этот радикал.

Его имя было Эрнст. Просто Эрнст. Нормальное имя, но без фамилии. Он не спорил. Он чеканил отдельные бессмысленные предложения, спокойно высказывал их и шел обратно к пишущей машинке. Когда радикалы во второй половине дня покидали «Гастхауз Фрейд», они надолго застревали в кафе «Моватт» (на другой стороне улицы) — сумрачном заведении с бильярдным столом, досками «дартз» и вечной угрюмой когортой любителей чая с ромом, играющих в шахматы или читающих газеты. Эрнст редко присоединялся к своим коллегам в кафе «Моватт». Он писал и писал.