Джон Ирвинг - Сын цирка

— Я обучаюсь по программе детей-акселератов в Лойола Маримонт, — объяснил Мартин полицейскому.

Однако даже такие выдающиеся успехи в обучении не остановили домовладельца: сразу же после случившегося он выгнал Дэнни и Мартина, опасаясь буду-щих неприятностей с полицией. Ко времени их отъезда Мартин переменил свое мнение о месте проживания, поскольку почти ежедневно встречал штангиста с ротвейлером-убийцей. Ежедневно виделся он и с соседом, который любил не только кататься на роликовых коньках, но и баловаться марихуаной. В очередной раз Мартин совсем не переживал оттого, что уезжает.

Глупому Дэнни нравилась эта история с собакой. В доме режиссера-постановщика на Кингс-роуд он продолжал детально ее рассказывать, как будто совершавшееся убийство птиц добавляло печали к скорбной кончине Виски.

— Какие ужасные, ё…ные ублюдки жили тогда рядом с нами! — кричал Дэнни своим гостям.

К этому времени мужчины также нашли убежище под столом, как это уже сделали женщины. Наверное, представители обоих полов боялись, что пикирующие ястребы ошибутся, приняв их за редких птиц.

— Папочка, в доме ястребы! Папочка, птицы! — закричал Мартин.

— Это — Голливуд, Марти. Не переживай из-за птиц, они ничего не значат. Это — Голливуд. Здесь главнее всего — занимательный сюжет истории, — поучал сына Дэнни Миллс.

Этот сценарий тоже не стал кинофильмом. С Дэнни подобные вещи стали случаться так же часто, как повторялся припев в песне. Предъявленный ему счет за погибших редчайших птиц заставил чету Миллс снимать еще более дешевые апартаменты.

Здесь-то миссионер сделал попытку оборвать воспоминания. Молодой Мартин слишком хорошо знал недостатки своего отца еще до того, как он попал в пансионат. Его отъезд ускорил моральное разложение матери, оно стало настолько явным, что наводило на мальчика гораздо больший ужас, чем любые слабости Дэнни Миллса.

Лежа в келье миссии в Мазагаоне, новый миссионер искал какой-нибудь способ остановить дальнейшие воспоминания о матери. В Лойола Маримонт у него был наставник, отец Джозеф Мориарти. Отец Джо отвечал в письмах на религиозные вопросы мальчика, когда Мартин уехал в Массачусетс, но его не приняли там ни в иезуитскую, ни даже в католическую школу. Мартин Миллс подумал о брате Бренане и брате Ла Бомбарде, с которыми он вместе прошел начальные курсы колледжа Святого Алоиза. Он даже вспомнил брата Флинна и его вопросы, «разрешены» ли ночные поллюции и возможен ли секс без греха. Кто ему отвечал, отец Толанд или отец Фини, который объяснил, что ночные поллюции напоминают акт бессознательной мастурбации? Мартин был уверен, что это брат Монахан или брат Дули задавали вопросы, запрещен ли акт мастурбации, если он совершается в «бессознательном состоянии».

— Да, всегда запрещается, — ответил отец Ганнон.

Разумеется, ни один нормальный священник не назовет ночные поллюции актом мастурбации. Ничто бессознательное не считается грехом, поскольку «грех» подразумевает свободу выбора. Отца Ганнона увели связанного прямо из аудитории колледжа Святого Алоиза, поскольку его неистовый бред посчитали вредным и дающим основание верить трактатам XIX века, направленным против папы Римского, в которых конвенты священников изображались в виде борделей для лиц духовного звания.

Однако Мартин Миллс очень горячо поддержал ответ отца Ганнона. Он подумал, что именно желания ставят преграду между мальчиками и мужчинами. Именно согласно правилу, что не должно быть никаких ночных поллюций, ни бессознательных, ни сознательных, и стал жить Мартин Миллс. Он никогда до себя не дотрагивался.

Новый миссионер знал, что даже его победа над онанизмом здесь не поможет — он все равно будет вспоминать свою мать. Мартин попытался направить свою мысль по другому руслу — сто раз повторил дату 15 августа 1534 года. В этот день Игнатий Лойола в парижской часовне принял обет пойти в Иерусалим. В течение пятнадцати минут Мартин сосредоточил внимание на правильном произношении слова «Монмартр». Когда это не сработало и он мысленно увидел, как мать расчесывает волосы перед сном, Мартин открыл Библию. Девятнадцатая глава Книги Бытия, повествующая об уничтожении Господом Содома и Гоморры, всегда его успокаивала. В историю гнева Господа явно вплетен был урок послушания, которым восторгался Мартин. Жена Лота вела себя так, как все люди, и она повернулась, чтобы посмотреть назад, хотя Бог этого не разрешал. За непослушание жена Лота со всей неотвратимостью превратилась в соляной столб. Мартин Миллс подумал, что ее надо было превратить в столб, надо было наказать эти города за прегрешения жителей. Но и Ветхий Завет не спас миссионера от подробнейших воспоминаний о том, как его отослали из дома в пансионат — учиться.