Джон Ирвинг - Четвертая рука

Правда, письмо от нее пришло в крайне неудачный для доктора Заяца день. Дело в том, что Медея умудрилась проглотить изрядный кусок шланга для поливки газонов, и потребовалось хирургическое вмешательство. Несчастной обжоре предстояло провести в ветеринарной лечебнице весь уик-энд, чтобы хоть немного прийти в себя после операции, но именно в эти выходные к отцу должны были привезти Руди. И если бы Медеи не оказалось дома, шестилетний малыш, невольная жертва развода, мог сильно огорчиться и даже впасть в прежнее состояние безутешной индифферентности, так что доктор решил: присутствие в доме собаки, даже накачанной наркотиками, все-таки лучше, чем ее отсутствие. Конечно, отцу и сыну пришлось отказаться от игры в «дерьмокросс», но им и без того забот хватило, ибо Медея все время порывалась слопать кетгут, с помощью которого ей были наложены швы. Конечно, доктор и Руди всегда могли развлечься надежной и никогда не надоедающей игрой в таймер и чтением не менее надежного и никогда не надоедающего Э.-Б.Уайта. А раз уж они остались дома, то Заяц решил за эти два дня коренным образом изменить диету Руди, хотя его диета и без того пребывала в состоянии вечных экспериментов.

Короче говоря, письмо от миссис Отто Клаузен знаменитый хирург получил как раз в тот момент, когда совершенно ошалел от свалившихся на него хлопот, а потому и не заметил в этом очаровательном послании ни малейшего подвоха или особой неискренности. Жгучее желание как можно скорее испытать на прочность стенки кровеносных сосудов, а также мышечные и нервные волокна возобладало в душе доктора Заяца надо всем остальным; а послание супругов из Висконсина, не оставлявшее сомнений в серьезности их намерений, могло впоследствии создать клинике отличную рекламу. Тем более что они называли Уоллингфорда «самым достойным реципиентом руки Отто Клаузена».

В общем, доктору отнюдь не показалось странным, что ему написала миссис Отто Клаузен (а не сам Отто Клаузен!). Сам Отто лишь подписал короткое послание, сочиненное его женой.

Вскоре из Аплтона пришло второе письмо, в котором миссис Клаузен с гордостью сообщала, что Отто получил регистрационное удостоверение члена Ассоциации доноров штата Висконсин. «Впрочем, с нашей рукой дело обстоит немного иначе — я хочу сказать, это не обычное донорское заимствование органа», — писала миссис Клаузен.

Руки и впрямь существенно отличаются от прочих органов человеческого тела, уж кто-кто, а доктор Заяц это понимал отлично. Но понимал он также, что Отто Клаузену всего тридцать девять лет и он отнюдь не стоит на пороге смерти; подходящий для донорства труп, надеялся доктор, появится все же раньше, чем донором станет сам Отто.

Что же касается Патрика Уоллингфорда, то его страстное желание обрести новую руку и острая в ней потребность поставили бы его на первое место в списке лиц, нуждавшихся в подобной трансплантации, будь он даже не так знаменит. Все-таки Заяцу было вполне свойственно и простое сочувствие. Но, как и миллионы других телезрителей, он записал на видео трехминутный сюжет о нападении льва на Уоллингфорда. Эта трагическая история не только напоминала доктору любимые фильмы ужасов, но предвещала грядущую славу.

Короче говоря, интересы Патрика Уоллингфорда и доктора Никласа МЗаяца неизбежно должны были столкнуться, и столкновение их с самого начала не сулило ничего хорошего.

Представьте себе, каково это — вести программу новостей, пряча под столом уродливую левую культю! Первыми, естественно, возмутились телезрители с ампутированными конечностями: чего это Патрик Уоллингфорд так стыдится?

Недовольны были даже те, у кого обе руки были на месте. «Будь же мужчиной, Патрик, — писала одна женщина. — Покажись нам».

Когда у Патрика возникли проблемы с первым протезом, инвалиды с искусственными конечностями принялись критиковать его за то, что он неправильно этим протезом пользуется. Впрочем, столь же неуклюже он обращался и со всеми последующими протезами — Мэрилин как раз затеяла развод, и у него не хватало времени, чтобы поупражнять свою искусственную руку.

Мэрилин постоянно внушала Уоллингфорду, что он «попросту уронил себя». Нет, она отнюдь не намекала на его увлечение другой женщиной; имелось в виду — при встрече со львом. По ее словам, Патрик вел себя трусливо и «ужасно немужественно». И она вновь повторяла, что физическая привлекательность ее супруга всегда сочеталась с «крайней незлобивостью, даже мягкотелостью». Видимо, она хотела сказать, что до сих пор не находила в облике Патрика Уоллингфорда ничего отталкивающего. («В болезни и здравии, но главное, в целости, — подумал Уоллингфорд. — Дефектный экземпляр ей не нужен».)