Чак Паланик - Невидимки

- Ненависть, - произносит папа. - Она окружает нас со всех сторон, Малёк. Ты понимаешь, что это означает?

Мама говорит:

- Пора ужинать, стойкие воины.

Она приготовила одно из блюд из поваренной книги "ПиФлэга". В общем-то пахнет оно неплохо, но как выглядит, лишь Богу известно.

Мы ужинаем в темноте. Дважды я ударяю рукой по стакану с водой, потому что не вижу его. Я сыплю соль себе на колени. Каждый раз, когда я начинаю что-нибудь говорить, предки на меня шикают.

Мама то и дело шепчет:

- Вы слышали? По-моему, на улице кто-то есть.

Я шепотом спрашиваю, помнят ли родители, какой завтра день. Не потому, что хочу заполучить торт со свечами и подарок, мне просто интересно, не забыли ли они о моем дне рождения. Я жду ответа в странном напряжении.

- Что завтра за день? Конечно, мы помним, - произносит папа. - Именно поэтому так сильно нервничаем.

К разговору подключается мама:

- Мы собирались побеседовать с тобой о завтрашнем дне, - говорит она. - Для нас не секрет, что ты до сих пор очень страдаешь из-за брата, поэтому тебе наверняка захочется принять участие в нашей демонстрации.

Перенесемся в тот момент, когда на горизонте передо мной замаячило новое жестокое разочарование.

Перенесемся на несколько лет назад, в тот день, когда я присутствовала при свершении великого возмездия.

Наш папа орал:

- Мы не знаем, что за заразу ты приносишь в этот дом, мистер, но были бы счастливы, если бы сегодня ночью ты спал где-нибудь в другом месте!

Они называли это любовью.

Сидя за этим же самым столом, мама сказала тогда Шейну:

- Сегодня звонили из офиса доктора Питерсона. - Она повернулась ко мне. - Было бы лучше, юная мисс, если бы ты удалилась в свою комнату и что-нибудь почитала.

Я могла бы удалиться хоть на луну, но и оттуда слышала бы их крики.

Шейн и родители сидели в гостиной, а я стояла в своей комнате у самой двери. Моя одежда, большая часть одежды, в которой я ходила в школу, висела во дворе на бельевой веревке.

Я слышала, как папа прокричал:

- Нам известно, мистер, что у тебя вовсе не стрептококковое воспаление горла. Мы хотим знать, где ты ошиваешься и чем занимаешься.

- Если бы речь шла о наркотиках, мы смогли бы справиться с твоими проблемами, - заявила мама.

Шейн сидел молча. На его лице краснели уродливые шрамы.

- Если бы твоя беда заключалась в том, что от тебя забеременела девочка-подросток, мы тоже нашли бы выход из положения, - продолжила мама.

Шейн ничего не ответил.

- Доктор Питерсон сообщил, что существует практически один способ заполучения того заболевания, которым страдаешь ты, - выпалила мама. - Но я ответила: нет! Такого не может быть! Наш Шейн на подобное не способен!

Папа сказал:

- Мы позвонили твоему тренеру, мистеру Ладлоу. По его словам, ты махнул на баскетбол рукой два месяца назад.

- Завтра тебе следует пойти в окружной департамент здравоохранения, - сказала мама.

- Сегодня! - прогремел отец. - Я не желаю терпеть его в своем доме!

Эти слова принадлежали нашему отцу.

И вот те же самые люди разыгрывают из себя добропорядочных, сердечных, добрых и любящих, те же самые люди посвящают всю свою жизнь рискованной и самоотверженной борьбе за права мертвого сына. Это те же самые люди, крики которых я слышала через дверь в своей комнате.

- Мы не знаем, что за заразу ты приносишь в этот дом, мистер, но были бы счастливы, если бы сегодня ночью ты спал где-нибудь в другом месте!

Я помню, что хотела сходить за одеждой, погладить ее и разложить по местам.

Покажи мне смысл самообладания.

Вспышка.

Я помню, что услышала, как открылась и закрылась парадная дверь. Вполне тихо, без ненужного шума. В моей комнате горел свет, поэтому, выглянув в окно, я увидела в стекле лишь собственное отражение. Я выключила лампу и вновь подошла к окну. Прямо перед ним на улице стоял Шейн. Он смотрел на меня. Его изувеченное, обезображенное взрывом лицо напоминало физиономию монстра из фильма ужасов.

Покажи мне страх.

Вспышка.

Никогда раньше я не видела своего брата курящим, но в тот момент он достал сигарету, взял ее в рот, поджег и постучал в окно.

И попросил:

- Эй, открой мне дверь. Покажи мне отказ.

Он сказал:

- Эй, здесь холодно. Покажи мне игнорирование.

Я включила лампу, и в окне опять появилось лишь мое отражение. Я задернула шторы. Шейна я никогда больше не видела.

А сегодня, когда в родительском доме не горит свет, когда окна занавешены, а парадная дверь заперта на засов, я сижу с ними на кухне и спрашиваю: