Нина Воронель - Ведьма и парашютист

- Ключи от фургона, живо!

Он вынул ключи из кармана и безропотно положил их в ладонь Инге - сразу после приступа он становился кротким, как ягненок. Голая стайка тем временем добежала до ворот и заметалась там в поисках выхода. Прежде, чем они сообразили, что ворота незаперты, - Ури было не до того, когда он въехал во двор, - Инге подозвала Ральфа и приказала ему сторожить ворота, а пленникам предложила вернуться за своей одеждой и одеться. Трое пожилых немедленно вернулись и начали торопливо вылавливать из общей кучи свои сорванные впопыхах одежки, а Дитер и тот лысый, который пытался задушить Инге в холодильнике, продолжали, негромко переговариваясь, топтаться у ворот, нисколько не стесняясь своей наготы.

Кто знает, какую контратаку они там задумывали? А если даже они просто-напросто планировали, как половчей отсюда удрать, их все равно нельзя было отпустить в деревню так вот, в чем мать родила. И хоть Инге вовсе не по душе была карательная роль, навязанная ей безрассудством Ури, ей пришлось повысить голос:

- Эй вы, там, у ворот! Немедленно идите одеваться! - воспоминание о том, как они только что злобно пинали и тузили ее, несомненно помогало ей быть суровой и непреклонной. - И учтите: чуть что, я спущу нa вас Ральфа.

Оба, и Дитер, и лысый, неохотно побрели назад, к холодильнику, так что через пару минут Инге удалось под бдительным присмотром Ральфа загнать в фургон всех пятерых, уже одетых и обутых. Но как только она заперла дверцу и повернулась с ключами в руке, чтобы сесть в кабину, в круг света перед свинарником выкатилось кресло Отто. Что ж, отлично: похоже, можно было начинать новое представление - те же и Отто! И впрямь, едва затормозив перед самым фургоном, старик начал лихорадочно отстукивать:

"Кто там? Куда ты? Что случилось?"

Инге потянулась свободной рукой к отцу, чтобы приласкать и утешить, - по правде говоря, он был ей сейчас совершенно некстати, но бросить его в одиночестве посреди двора тоже было невозможно. Перебирая пальцами жидкие седые пряди отцовских волос, Инге думала только о том, как бы поскорее увезти из замка фургон с опасным грузом. Нельзя было больше медлить, надо было срочно уезжать, а для этого нужно было забрать у Ури ружье. Не слишком надеясь на разумную реакцию, Инге все же обернулась к Ури, который по-прежнему неподвижно стоял за ее спиной, опираясь на ружье, - чтобы не упасть, что ли? - и вкрадчиво сказала:

- Может, ты отдашь мне это ружье, Ури?

К ее удивлению при звуке ее голоса Ури встряхнулся, как собака после дождя, мгновенно вышел из оцепенения и послушно направился к ней, протягивая ей ружье. Она стиснула в ладони согретый его пальцами приклад и попросила, отлично сознавая, что Отто и Ури совершенно несовместимы:

- Ури, сделай одолжение: пока я смотаюсь в деревню, отвези Отто к себе, помой его и покорми.

Отто, конечно, поднял несогласный трезвон, в котором возражения против Ури перемежались вопросом "зачем ружье?". Пленники в фургоне восприняли этот трезвон как сигнал к бунту и начали колотить каблуками в стенки, громко требуя, чтобы их или выпустили или поскорей увезли. Инге поняла, что они больше не потерпят никаких проволочек, и не решилась дальше испытывать их терпение. Она быстро откатила кресло отца в сторону, вскочила в кабину и, крикнув Ури: "Скорей открой ворота!", стала выводить фургон со двора. В последнюю минуту она притормозила на мостике через ров, распахнула дверцу кабины и свистнула Ральфу, - вовремя сообразив, что надо взять пса с собой, если она не хочет, чтобы ее оскорбленные пассажиры растерзали ее в клочья, как только она выпустит их из фургона.

Благодаря ее сообразительности операция по освобождению пленников прошла безо всяких осложнений: Инге остановила фургон возле "Губертуса", в сопровождении Ральфа вышла из кабины, открыла дверцы фургона и негромко предложила всем выходить. Они не заставили себя долго просить и начали поспешно прыгать вниз, лишь чуть-чуть замешкавшись в дверях из-за того, что каждый норовил локтями оттолкнуть остальных, чтобы поскорее выскочить из фургона. В результате два старика упали и, кажется, слегка разбили коленки, но тут же бодро поднялись на ноги и устремились в кабачок вслед за другими.

Дождавшись, пока за последним, самым толстым и неуклюжим, закроется дверь кабачка, Инге аккуратно вытерла рукавом приклад и ствол ружья - на всякий случай, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, - и положила его на верхнюю ступеньку лестницы. Направляясь к фургону, она заметила, что из-за неплотно задернутых штор за нею наблюдает множество глаз, - нельзя было назвать с уверенностью тех, кто стоял там, с жадным любопытством приникая к окну, но угадать можно было с большой долей вероятности.