Анатолий Иванов - Повитель

— Опасно, говорят, в дождь по болоту ходить. Засосет.

— Эка страсть. Не впервой. Ты посиди тут.

Взяв ружье, Григорий нырнул под низкорослый осинник, уже наполовину растерявший свой ярко-красный наряд. Скоро почти дуплетом ухнуло невдалеке два выстрела, немного погодя еще один. Петр, подкидывая в огонь тяжелые сосновые лапы, ждал четвертого. Но вместо выстрела услышал чей-то крик:

— Э-э-з-э-э… Пе-е-етька-а-а!

Петр вскочил, но, растерявшись на мгновение, тут же сел. «Кто это кричит?» — подумал он, не узнав голоса отца.

— Пе-етька… Скорей, скоре-ей! Тону-у-у! Пе-е… Голос захлебнулся. И только теперь услышал Петр, как стучит сердце. Сорвавшись с места, побежал на крик.

Отца он увидел неожиданно, вывалившись из цепких зарослей кустарника, опутанного жесткими стеблями ежевики. Вернее, не отца, а его голову. Она торчала среди мелких кочек, на которых по весеннему зеленела травка и цвела розоватая водяница. Немножко подальше поблескивали небольшие зеркальца чистой воды.

— Топор-то… Эх, не догадался… Живо за топором, продержусь как-нибудь, — прокричал Григорий посипевшими губами, как только увидел сына.

Петька побежал обратно, поминутно спотыкаясь о травянистые кочки, разрывая грудью перепутанный кустарник. Бежал и думал: «Зачем топор? Веревку надо… Говорил же ему — засосет… Хотя, правильно, топор. Нарублю мелкого осинника, настелю до него… Ведь говорил же…»

— Скоре-ей! Не могу-у-у! — донесся слабый крик отца из-за деревьев и долго-долго, как показалось Петру, не смолкал. «Ведь потонет, потонет…» — замелькало у него в голове. Выхватив топор из бревна, он бросился назад.

— Вот здесь, вот здесь… руби, — задыхаясь, крикнул Григорий, показав глазами направо. Там, метрах в четырех от отца, росло на сухом мыску несколько корявых осинок. — Да скорей ты, черт!..

Между Петром и осинками, на которые указал отец, было чистое от кустарника пространство, покрытое такими же кочками, меж которых провалился отец. Петр секунду оглядывал их.

— Выдержат… Ты легкий, Петенька… С кочки на кочку, только не сорвись… И топор не урони.

Но Петр не слушал уже отца. Отталкиваясь от уходивших из-под ног кочек, он бежал к осинкам. У самой цели вдруг оступился, и ноги его провалились в клейкое ледяное тесто. С ужасом ощутил он, что опоры под ногами нет и они медленно погружаются все глубже и глубже. Петр вскрикнул, взмахнул руками и упал на живот. Руки тотчас провалились в зыбкую хлябь.

К счастью, во время падения Петр не выпустил топора, который ударился лезвием в трясину, прорубил ее и зацепился под жидкой грязью за корень дерева. Петр напряг все силы, обеими руками держась за топорище, подтянулся вперед. Потом схватился за ветки кустарника, росшего вокруг осин, выполз на твердое место. Один сапог остался в трясине.

С того момента, когда Петр оступился и упал, прошло несколько секунд. А Григорию казалось, что Петька барахтается в трясине уже целый час. В голове его что-то гудело, билось, но мыслей не было. Но когда Петр вылез, Григорий с надеждой подумал: «Может, не конец еще».

Способность соображать вернулась к Григорию, он выплюнул ржавую воду и прохрипел, вытягивая шею:

— Руби крайнюю… Скорей, сынок… Старайся пониже…

Через минуту осина, подрубленная Петром, бесшумно упала. Верхушками она накрыла Григория, оцарапала в кровь ему лицо. Но он не ощущал теперь ни боли, ни холода. Ухватился за корявые, скользкие ветви и радостно засмеялся.

Выбравшись из трясины, Григорий долго лежал вниз лицом на примятой траве, глубоко дышал. С него стекала жидкая вонючая грязь.

Наконец пошевелился, сел, стал смотреть на то место, которое чуть не стало его могилой. Оно по прежнему ласково и безобидно зеленело.

— Поохотился… Тьфу, черт!

— Я же говорил, — подал голос Петр.

— Да ведь я здесь часто ходил — ничего. За время дождей расквасило. Кабы не ружье — крышка. На него опирался. Ну, пойдем к костру, продрог я.

С мыска переправлялись на твердую землю, кидая под ноги осиновые ветви. В руках держали на всякий случай по длинной жерди. Тонкие ветви хлюпали по воде, прогибались, но выдержали.

Костер, разложенный Петром полчаса назад, чуть-чуть курился. Только разожгли его, стал опять накрапывать дождь.

— Лихорадку схватишь еще. Пойдем, что ли, домой. Там отогреемся.

— Пойдем, — коротко отозвался Петр.

Всю дорогу шли под мелким дождем — впереди Петр, за ним отец. Петр нес в руках сапог. Второй сапог и ружье остались в болоте.