Анатолий Иванов - Повитель

А приказ есть приказ, выполнять надо. Командир взвода передает по цепи:

«Выход один у нас, товарищи: подползти в темноте сбоку по кустарникам и забросать блиндаж связками гранат. На открытом месте не пробраться, до утра светить будут».

У меня мороз по коже. Испугался? А ты думаешь, как? В одно мгновение прикинул, да не только я, каждый: по кустарникам? По минному полю? Полезешь — верная смерть. Девяносто пять процентов из ста, а может, и того больше. Попробуй проползти двести метров по минному полю!

Командир приказывает:

«Чередов, вперед!»

Молча обвязался солдат Чередов гранатами, так же молча, глазами только, попрощался с нами, пополз. Ждем минуту, две, три… Взрыв. Нет больше Мити Чередова.

Командир помедлил немного, может, несколько секунд. Нам показалось, что год прошел.

«Кондратьев, Смирнов, Кузнецов…»

Еще три солдата поползли к блиндажу с трех направлений. Минут десять тихо было. Потом сразу два взрыва. Через несколько мгновений третий.

А из штаба батальона снова запрашивают по рации: чего третий взвод в землю зарылся? Наступление всего батальона сдерживает. Какой угодно ценой подавить вражеский блиндаж!

В это время командира нашего осколком… Пытается он привстать с земли — и не может, руку к животу прижимает. Выглянула — из любопытства, что ли? — луна из-за туч. Смотрю на его пальцы — почернели они от крови.

Наконец привстал на одно колено, прохрипел:

«Бородин…»

И тотчас захлебывающийся голос:

«Дети ведь у меня дома… Трое!.. Да и куда идти?»

«Бородин, вперед! — из последних сил закричал командир. — Выполняйте приказ!»

«Мы не пушечное мясо! Товарищи солдаты, что это за командир? Ведь на верную смерть посылает! Подождем до утра, рассветет, тогда и…»

Ракитин встал из-за стола, прошелся из конца в конец комнаты и сел на прежнее место. Помолчав, продолжал негромко, уже другим, будто простуженным голосом:

— Ну… Я и не вытерпел, выстрелил в Бородина… Признаюсь, не помнил себя в ту минуту. Вскипело все внутри… «Ах ты мразь вонючая… и тут ты…» А когда уже выстрелил, в озноб бросило меня — то ли сделал? Но командир сказал только: «Так. Правильно…» Ну а я… я не знаю, как очутился на минном поле. Сердце стучит, как деревянный молоток в лист жести. От этого и очнулся, наверное, понял наконец, где нахожусь, что делаю…

Тихон стал скручивать папиросу. Пальцы его сильно дрожали.

Потом он выдернул скользкие карманные часы на медной самодельной цепочке.

— Через полчаса кончают вечернюю дойку. Хотел на ферму сходить, да теперь уже все равно не успею…

Чуть опустив голову, задумался. Белые волосы его рассыпались.

— В ту ночь и поседел, — сказал Тихон. — В лесах не один год вокруг смертей ходил — ничего, а вот ползти ей навстречу — страшно.

— Долго полз?

— Не знаю. В то время казалось, что ползу уже вечно и не будет конца-краю этому полю. Проползу полметра, останавливаюсь. Думаю, пошевелю еще раз рукой, земля дыбом и… и взрыва не услышу. И еще думал… Господи, да что только не передумал! А может, то и не думы были вовсе… Так, мелькнет что-то далекое, как молния… А то слышу — Алакуль плещет… И опять: а может, рядом она, мина-то?.. Вот так…

В молчании Тихон докурил папиросу.

— Не страшно стало, когда сквозь траву окоп ихний разглядел, — опять заговорил Ракитин. — Вон он, рядом, несет чем-то из него. И вдруг снова резанула мысль: что, если на мину сейчас! Аж сердце остановилось. Ведь столько полз, и вдруг — за смертью только. А сам нащупываю связку гранат. Потом — будь что будет! — вскакиваю на ноги, рывком к окопу, одну за другой две связки туда… И сразу позади, как обвал: «Ура-а-а!» Вот за это и орден дали… — закончил Ракитин.

За окнами сгущалась мгла. В комнате стало сумрачно. Тихон зажег электрический свет.

— Командира мы похоронили в ту же ночь, — продолжал он, возвратясь к столу. — Как заняли тот проклятый окоп, принесли его на плащ-палатке. Подозвал меня, долго смотрел на мою голову. Я и не знал, что седой весь. Разжал губы, хотел, кажется, сказать что-то и… не сказал. Не хватило сил…

— Ну а дальше что? Почему Бородин оказался жив? — спросил Туманов, когда Ракитин замолчал.

— Выстрелил я неудачно, вот и жив он остался. В плечо попал, как сам он говорит. Едва мы похоронили командира, получили новый приказ — вперед. Ну, и забыли про Бородина. Считали, что мертвый он. А его подобрали санитары, думали — в бою раненный. Да и откуда им знать было… Увезли в тыл, лечили, а потом и демобилизовали…