Махмуд Теймур - Рассказы арабских писателей

— Ты уже выздоровел. Тебе завидуют многие больные, которым нужно лечиться.

Безгранично веря в доброту врача, Ханафи возразил:

— Доктор лучше знает. Спроси его.

Санитарка поспешила к врачу:

— Ханафи совершенно здоров. На его место надо положить другого больного.

— Ханафи несчастный старик, — ответил ей врач. — Он — как дерево, вырванное с корнями. Он уже не может работать. Выйдя из больницы, он умрет от голода и холода. Правительство обязано строить дома для престарелых и давать приют бедным старикам. Но до сих пор оно ничего не сделало. Это вынуждает меня оставлять в больнице таких, как Ханафи, хотя я и действую против закона.

Тогда санитарка стала искать другой выход. Она вспомнила, как однажды Ханафи говорил больным: «Остерегайтесь, чтобы вам не дали яду. Полгода назад одна из санитарок напоила больного йодной настойкой вместо прописанного лекарства, и больной умер. Мне пришлось относить его труп в анатомический зал. Когда я вошел туда, я думал, что задохнусь. Трупный запах ударил мне в нос. Я увидел груду наваленных друг на друга, ничем не покрытых, одеревеневших тел. О многих мертвецах никто не вспомнил — у них не было ни родных, ни знакомых. Никто не завернул их трупы в саван, не положил на погребальные носилки, не вырыл для них отдельной могилы. Горе мне, если я умру здесь. Мне ведь тоже не устроят похорон и поминок и никто не скажет: «Как жаль, что Ханафи умер!».

Вспомнив эти слова, санитарка поняла, что ей надо делать. Она подошла к старику и шепнула ему на ухо:

— Послушай, если ты не уйдешь из больницы, я впрысну тебе яд, когда ты будешь спать.

Эти слова ошеломили Ханафи, и он закричал:

— Вы слышите? Она хочет впрыснуть мне яд!

Санитарка громко рассмеялась и, обращаясь к больным, сказала:

— Он — сумасшедший. До того как попасть сюда, он был в психиатрической лечебнице. Не верьте ему.

Ханафи закричал еще громче:

— Она хочет впрыснуть мне яд!.. Впрыснуть яд!

Санитары бросились к нему и связали старика веревками. Врачи решили, что нужно исследовать его психику.

Один из санитаров заметил:

— Он притворяется сумасшедшим с тех пор, как узнал от врача, что выздоровел и его должны выписать из больницы.

Пришел лечащий врач. Он увидел Ханафи связанного, похожего на затравленное животное, над которым занесен нож охотника. Глаза старика, взывающие к сочувствию и состраданию, растрогали врача.

— Отпустите его. Я отвечаю за него, — сказал он.

Веревки развязали. Ханафи бросился к ногам врача, стремясь поцеловать их. По щекам старика катились слезы благодарности. Надломленным, прерывающимся голосом он, наконец, произнес:

— Аллах не оставит вас! Аллах не оставит вас!

Потом Ханафи возвратился в палату, подошел к своей кровати и потрогал матрац, подушку, простыню. Его глаза были полны слез, но казалось, что это не слезы, а кровь…

Глубокая ночь… Все спали. Только Ханафи сидел на своей кровати, не отрывая взгляда от дверей палаты. Его опять преследовала мысль о том, что после смерти и его, как того мертвеца, которого он относил в анатомический зал, никто не покроет саваном, не положит на носилки, не опустит в могилу. Старик был убежден, что санитарка обязательно впрыснет ему яд или даст отравленную пищу. Он представлял себе анатомический зал — и его охватывал ужас.

Еще до наступления утра Ханафи заявил, что уходит из больницы. Санитарка улыбалась. Возле нее стоял красивый юноша. Она взглянула на него и сказала:

— Место для тебя освободилось, мой дорогой!

Ханафи снял больничное белье и надел свое заплатанное платье и старые башмаки. Он вышел из больницы навстречу тяжелой, беспросветной жизни, и каждый шаг по краю глубокой пропасти вызывал у него крик отчаяния: «Люди, не хочу умирать! Не хочу жить!»

Вам приходилось видеть, как человек ломает пучок сухих веток? Видели вы, как раскатившаяся с горы телега сбивает с ног запряженное в нее старое, слабое животное, и оно с переломанными костями, предоставленное самому себе, ползет, испытывая при этом невыразимые муки? Разве вы не наблюдали, как исчезают надежды и в душу человека закрадывается ледяной ужас перед приближающейся смертью?

Посмотрите на Ханафи. Вот он бредет по улице, подобный старому искалеченному животному, подобный человеку, объятому леденящим душу страхом.

Что же ты сделал, Ханафи? За что санитарка была так жестока с тобой и угрожала тебе смертельным ядом? Почему ты вновь очутился на улице и должен вернуться к старой, ненавистной тебе жизни, с которой пытался расстаться навсегда, уходя в больницу Каср-аль-Айни?