Через три месяца настала пора подводить итоговую черту интрижки Джона со звездностыо. Не густо, непродолжительный ущерб, небольшое изменение перспектив, дешевый урок.
Людям в пабе надоело над ним подсмеиваться. Миссис Пи устала от постоянного неодобрения и начала приберегать его для складской. Мать оставила в его берлоге сообщение, но он так и не ответил.
Вот и все.
Джон долго не сознавал, какая бездна у него под килем, пока однажды они не отправились с Кливом прогуляться в парк. Вообще-то они никогда не ходили гулять, но на этот раз пошли. Изнывали от скуки, чувствовали себя измученными и поэтому повернули к Кенсингтон-Гарденз.
Было пасмурно и ветрено, на дорожках лежали осклизлые листья, по Круглому пруду плавали грязные гуси, а лебеди забились в домики, напоминая выброшенные пластиковые пакеты. Собаки дрожали под роняющими капли голыми деревьями, а их хозяева притопывали поодаль, ждали, пока они облегчатся, и размышляли, какая же это великая глупость выводить на прогулку утробу своих братьев меньших. Кроме них, в парке присутствовали только туристы, готовые скорее подхватить простуду, чем задержаться среди гостиничных обоев, отцы, осуществляющие свое право свиданий с покрытыми коростой носами и ногами восьмеркой отпрысками, и бродяжничающие юнцы. Парк в дождливые выходные производит угрюмое, удручающее впечатление — места потерянного времени и нулевого выбора.
Джон и Клив уселись на мокрую скамейку, спрятали руки под мышки и уставились в пространство. Мимолетная связь Джона с Ли подействовала на Клива сильнее, чем на кого-либо другого, даже больше, чем на Петру. Неотступно тревожила, словно раскрошившийся зуб. Знание, что это случилось, но неизвестно каким именно образом, служило постоянным раздражителем и то и дело заставляло о себе говорить.
— Джон, ты можешь мне помочь, — заявил он, глядя в сырую даль. — У меня проблемы с сюжетом. У Мактавиша наконец сложилось с принцессой, там все в порядке. Они решили проблемы дыхания в ее спальне. Мактавиш спустил чешую с ее бывшего приятеля и наладил жемчужный бизнес. Дела идут как по маслу. Она уже подумывает о семье.
— Или о школе.
— Нет, не о школе. Ей хочется ребенка.
— Или икры.
— Джон, мы это уже проходили. Она русалка — теплокровная и млекопитающая. Иначе, как ты правильно указал, какой был бы смысл во всех этих сказочных игрищах.
— Ах, да. Но наличие жабр предполагает рыбообразное акушерство. К тому же нормальная беременность затруднит деятельность ее плавательного пузыря. Скажем, она начнет переворачиваться и плавать вверх ногами. Или…
— Погоди, Джон. Она же чертова русалка, вымысел. Ее плавательный пузырь, каким бы он ни был, вылечится сам собой. Это не моя проблема. Моя проблема, чтобы все развивалось гладко.
— Не получится.
— Он сходил на сторону и переспал с другой русалкой, но не обычной, а суперзнаменитой — самой знаменитой во всем этом море. Страстная, взрывоопасная для яиц, с фантастическими ягодицами. Они познакомились случайно и занимались сексом в приливной волне. Беда в том, что я не могу оживить картину. Поможешь?
— Клив, я не собираюсь говорить с тобой о Ли.
Клив подался вперед, съежился и взялся за голову обеими руками.
— Джон, это моя самая удачная попытка. Надо только, чтобы все выглядело, как в настоящей жизни. Я смотрел в книгу до тех пор, пока на ладони не оказалось больше отпечатков, чем на странице. Старался, пока не побагровел и не взмок. Я знаю каждый дюйм ее тела лучше, чем мать — собственное дитя. Естественно, лучше, чем мать. Хотя своей матери я вовсе не знал. Картинки только портят дело. Они лишь точки, краска и механические тени. Я способен над ними фантазировать, но не могу влезть внутрь. Не могу оживить. Я смотрю фотографии теле- и кинозвезд; потрясающие тела, губы, улыбки и все такое. Мы с ними наедине: я, они и мое желание; я смотрю на них и говорю: «Я эту сделаю», — но не способен — не знаю как. Понимаю, что они этим занимаются, но не представляю, каким образом. Ты мой единственный шанс — побывать там, почувствовать, ощутить, ибо нам нужно, чтобы об этом рассказывали. Какой дурак выдумал, что фотография стоит тысячи слов? Фотография только подразумевает тысячу других фотографий. А рассказ человека человеку одушевляет, позволяет унюхать запах пота. Джон, ты меня слушаешь, Джон?
Джон сидел, не оборачиваясь на Клива, задрав подбородок; длинные темные волосы обрамляли бледное лицо. Он вглядывался поверх Круглого пруда, за дворец покойной принцессы, за церковный купол, за Кенсингтон, Шеферд-Буш, квартиру Петры и «Мэгги О’Дун», за шоссе М25 и Котсуолдские холмы, поверх голов актеров, изображающих на лужайке Пирама и Фисбу [30] Пирам и Фисба — в античной мифологии вавилонский юноша и его возлюбленная. Пирам убивает себя, ошибочно решив, что Фисба погибла. После его смерти девушка покончила с собой. Фигурируют в «Метаморфозах» Овидия.
, за Уэльс, через Бристольский залив, за Ирландию, через Атлантику, за Нью-Йорк и статую Свободы, Аппалачи, плоские прерии, Скалистые горы, сквозь теплынь и туман Калифорнии, в Голливуд. Всматривался, но ничего не мог разглядеть. Слезы наворачивались на глаза и слепили в последний момент.
Читать дальше