Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Провожали Фалолеева конспиративно. Пять пачек с толстым щекастым Франклином, — деньги серьёзные, но всё же не такие, чтобы взвод охраны с курьером отряжать. Народ в новой России и поболее налички видал — предприимчивые люди такие объёмистые сумари по багажникам трамбовали, что мешок картошки рядом — словно дамская косметичка. И перегон наличных финансов, между прочим, чаще делали без шика, пафоса, несусветных иномарок, кортежей и прочих атрибутов тщеславия. Для многих новоявленных дельцов главная защита капитала как раз в скромности и конспирации — не высовывайся, не свисти, не афишируй! Сядь в обычную советскую «восьмёрку», в одежонку обрядись старомодную, поношенную, и лицо делай попроще, без признаков великой миссии. Исполни всё, как древние советовали: хочешь скрыть, что ты богат, покажи, что ты беден.

Андрей тоже держался этого принципа, снаружи обставлял поездки обыденно и неприметно. Что ещё успокоило его в варианте с Фалолеевым — основные деньги вкладывались в московский «Кристалл», и курьер летел в столицу прямым рейсом.

Андрей прохаживался по аэропорту будто сам по себе (фигура он в водочном бизнесе явно засвеченная), как бы ни при чём толкался и Кент на случай внезапных вопросов с «братвой». Курьер в скромном одеянии — потёртых джинсах и джинсовой стёганой куртке, в кроликовой шапке, косил под простачка. Сумку средних размеров (где среди ничем не примечательного барахла скрывались деньги), заранее обшитую тряпичным чехлом, он сдал в багаж.

В Москву Фалолеев долетел благополучно и сразу отзвонился Андрею. Потом ещё раз набрал на телефоне забайкальский код, поговорил с Линой. Всё шло по их плану: на другой день, в чёрных очках, с неизменной сумкой на плече, он уже встречал Лину в аэропорту Домодедово.

Поселившись в недорогом гостиничном номере, молодые люди впервые были близки…

В перерывах между любовными объятиями они бросались ворошить сумку с деньгами, словно сомневались в их действительном существовании. «Семьдесят штук зелени!» — шептал Фалолеев с интонациями аукционного распорядителя — ему хотелось поразить Лину размером подарка, который он, невзирая на серьёзный риск, бросил к её ногам.

Его всё же разок царапнула мысль, что эти семьдесят тысяч долларов, собранные с кого только можно, вовсе не свадебный подарок невесте, а натуральный выкуп, но самое главное для него заключалось в том, что цена невесту устроила: об этом говорили её счастливые глаза и полное отсутствие переживаний насчёт способа обогащения.

Пьяный от страсти, от долгожданного пленения двух сокровищ — Лины (свидетельством её пленения была ещё теплая простыня) и внушительной суммы валюты, Фалолеев не мог отделаться от назойливой и гордо звучащей в голове песенной строчки: «Парень я фартовый!» А почему, собственно говоря, должно быть по-другому? Ведь налицо куча чрезвычайно красноречивых доказательств!

Фарт определённо не оставит его и впредь! У него хватит ума загодя просчитать нужные ходы, подстраховаться от разоблачения. Его стараниями и время работает им на пользу, спокойных недельки две в запасе есть без сомнений: он вновь звонил Андрею и для начала разрисовал невообразимые трудности, с которыми он якобы столкнулся на московском заводе «Кристалл». Андрея отсрочка планов расстроила, но самое главное — подозрений никаких не возникло.

Потом он отзвонится якобы из Новосибирска и Барнаула, где якобы дела тоже движутся тяжело, со скрипом, а потом исчезнет навсегда. И пока Андрей, не дождавшись от него больше вестей, и самое главное — не дождавшись товара, поймёт, что на самом деле случилось, пока сориентируется в действиях, пока организует поиски, столько воды утечёт… Они тем временем пристроятся в столице: надумают что-нибудь насчёт квартиры, организуют бизнес и, конечно же, поженятся! Многомиллионная Москва поможет сбыться их тщеславным мечтам и бесследно растворит в людском море…

Григорьев возил пассажиров по закреплённому маршруту: от железнодорожного вокзала в самом центре Читы до ТЭЦ, что вознеслась на отшибе глухого, окраинного района города. Он мотал длинные, часовые круги туда и обратно, а Фалолеев не шёл у него из головы. Предчувствие беды, которая будет иметь отношение и к нему, усилилось после упоминания Фалолеевым Риты. «Что ему от неё надо, да ещё через столько лет?» — вопрос неизменно рождал тревогу, и совсем не смутную, а осязаемую, колкую.

На конечной остановке, неподалёку от проходной громадной электростанции, днём и ночью пыхающей сизым угольным дымом, стояло три маршрутки. Григорьев пристроился в очередь и распахнул дверь, чтобы пройтись, размять спину, обмолвиться парой словечек с такими же, как он, водителями. Внезапно рядом, на переднее сиденье, без спроса сел человек. Григорьев хотел было возмутиться вольностью постороннего, как вдруг узнал Фалолеева. И хотя новый облик давнего товарища уже не нёс в себе тайны, удивление от возникшего невесть откуда худого лысого субъекта у Григорьева было такое, как если бы к нему подсел сам Фантомас.