Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

На фоне развязного Андрея, порывавшегося прилюдно и самым пошлым манером проверить у рыжей девицы богом данный цвет волос, Фалолеев смотрелся истинным джентльменом. И естественно, имел успех. Вообще, отшлифованное им до безупречности предложение поиграть в любовь, что на каждой вечеринке адресовалось особам «намба уан», рождало неплохой спрос. На трюк красивого и умного Фалолеева попалась не единственная Рита, однако она была из тех немногих, для кого скорая интимная капитуляция связывалась с по-человечески радужными надеждами.

Сейчас, глядя на златовласую конкурентку, внешние достоинства которой сияли во всём великолепии, Рита расплачивалась за прошлое безрассудство молчаливой ревностью и уединением на берегу огромного озера. Уединение она выбрала сама: к ней приставали, тянули и к стакану, и в воду, и в лес. Пьяных мужских объятий она сторонилась где решительно, где через тихую просьбу оставить в покое. Впрочем, всегдашний расчёт Андрея с «запаской» сработал, женщин хватало, и он даже кивал Григорьеву — налетай на излишки!

Девушку, чья печать отстранения читалась очень просто, Григорьев выделил сразу. Не особо ввязываясь в чужие проблемы, он довольно быстро приметил в компании весь расклад и кроме того углядел особенный Ритин взор на Фалолеева: страдальческий и ревнивый. А тот, не стесняясь пьяного угара, без оглядки отдавал себя рыжей, не обращая на Риту ни малейшего внимания.

«Картина не нова, — подумалось тогда Григорьеву, — мы выбираем, нас выбирают. Не совпало, он красивый парень, она так себе». Позже он узнал, убедился, что единственным мотивом присутствия здесь Риты был Фалолеев: девушка влюбилась в него с первого взгляда, первой той ночи, очень ждала продолжения и в надежде взаимности увязалась в компанию.

Пока народ насыщался водкой и развратом, депрессивный Григорьев, ещё в юроде наметивший упиться вдрызг, от изобилия спиртного вдруг отстранился. Сначала он, как единственно трезвый и разумный мужчина, занимался костром и палатками, потом, заметив Ритино отшельничество, решил составить ей компанию.

Знакомство состоялось без всяких натяжек — мягкость, внимательность и предупредительность Григорьева оказались для девичьей души самым подходящим бальзамом. К тому же офицер, в отличие от прочих здесь субъектов мужского пола, не клокотал безудержными телесными позывами.

Сначала они мило разговаривали ни о чём, и через полчаса Рита вдруг поймала себя на мысли, что пьяный гам за их спиной, так жутко раздирающий нервы, куда-то пропал, растворился. А Григорьев, очень мягко и непринуждённо улыбаясь, будто волшебник, вручил ей стаканчик красного сладкого вина. Тост за знакомство вышел очень кстати, ещё больше потеплело в теле и на сердце.

Едва потянуло вечерней прохладой, Григорьев высмотрел неподалёку полянку, запалил там второй костёр, подстелил на землю ветки. «У них своя свадьба будет, у нас — своя!» — пошутил он известной киношной фразой, как ему думалось, очень уместной, и осёкся — слово «свадьба» применительно к их обособлению и надвигающейся ночи наверняка обретало фривольный смысл.

Впрочем, о фривольности, тем более физической близости, Григорьев не думал вообще, как не думала об этом Рита. Её вниманием нет-нет да и овладевали мысли о Фалолееве. Тот резвился всего лишь в двух десятках метров, откуда по-прежнему доносились пьяный смех и выкрики. Три-четыре раза, когда в темноте неподалёку раздавался шорох, Рита вздрагивала, но не потому, что пугалась неизвестности, нет, ей хотелось верить, что это Геночка, наконец-то освободившийся от чар рыжей бестии, взялся её искать. Сейчас он возникнет из темноты — красивый, с виноватой улыбкой, — горячо обнимет её за плечи, и скажет: «Вот ты где, родная!»

Ближе к полуночи первая «свадьба» — пьяная и шумная, — всё же угомонилась. Григорьев и Рита у костра сидели долго. Оба трезвые, с самого начала отстранённые от пошлого разгульного веселья, они невольно поддались странному душевному взаимопроникновению — быстрому и, что удивительно, слаженному. Обоим стало казаться, что они давно знают друг друга, что вот такие посиделки уже бывали в их жизни много раз, что лицо собеседника, выхваченное пламенем костра, почему-то очень близкое, если не сказать родное…

Григорьев страшно боялся, что виновница этого внезапного сближения ночь — известная мастерица надевать романтические очки. Укладываясь спать тут же, на ветки (Риту он отправил в машину), он почти не сомневался, что завтра, едва поднимется солнце, он предстанет перед Ритой во всей «красе» — обычный, лысоватый мужик, к тому же старше её на двенадцать лет. Засыпая, он очень хотел, чтобы чудо этой ночи никуда не исчезло…