Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

В армии получение денежного довольствия тоже превратилось в редкое и сакральное таинство для избранных, а маленькое полукруглое окошечко в иерархии военных святынь безоговорочно вознеслось на самое почётное место. Доступ к финансовым закромам отныне был организован исключительно по законам конспирации, и приход желающего «озарплатиться» теперь больше напоминал приход резидента на явочную квартиру: по голубой железной ставенке барабанили условным стуком, в ответ на который, с оговоренной задержкой, раздавался негромкий вопрос — «Кто?» — «Гавриил, это Лиханов! Ты обещал!»

Пегий приоткрывал ставенку и, высунувшись из окошка, как сова из дупла, с показной тревогой и озабоченностью осматривал коридор — не пристроился ли кто за избранным счастливчиком в хвост? Сам счастливчик, конечно же, должен был понимать атмосферу высокого доверия, ценить её всеми фибрами души и держаться строжайшей конспирации.

В пошлом театре одного плохого актёра — кассира Пегого — и одного трепетного зрителя — получателя денег — устоялись определённые условности: мелочёвку прапорщик предпочитал недодавать — обряжал себя в примитивную маску досады, вроде как с сожалением чмокал лягушачьими губами, пояснял: «Мелочи опять в управлении не дали!»

— «Да чёрт с ними!» — счастливый обладатель собственной зарплаты махал рукой на подобные пустяки. Главное — пачка крупных купюр в кармане!

Кто, когда и как обогатился «милосердием» Пегого, узнать было невозможно даже у близкого товарища, потому как шепнул единожды по секрету, что Гаврюша денежку дал, — всё, пропал секрет! Всколыхнутся справедливые обиды, громогласные претензии к держателю полковой кассы, и болтуну в следующий раз выйдет от Гаврюши отлуп…

При диком безденежье, тем не менее, бывали редкие исключения, когда полк рассчитывали полностью. Тогда возле кассы можно было смело писать исторические картины, наподобие «Штурма Зимнего» или «Взятия Измаила».

В такие дни народ только и делал, что с самого утра гонял во все концы тревожный шепоток: «Деньги будут?» — «Вроде обещали!» К обеду окошечко уже осаждала длинная очередь

— нервная, крикливая и до зарплаты очень голодная. На шум и гам всегда находился какой-нибудь «указатель» из полковых верхов, что спускался на первый этаж, недовольно осматривал толпу и рявкал во всё горло: «У кассы пять человек! Остальные — по рабочим местам!»

И получение законного денежного довольствия превращалось в комитрагическую партизанщину — кто же не знает, если не держать очередь вживую, плечо к плечу, то вовек справедливости не добьешься! При такой-то народной изобретательности и изворотливости! То один ухарь место на пятерых займёт; то какой-нибудь ловкач в штаб через окно в туалете просочится — и сразу в кассу; то дежурный по парку, тыча засаленной повязкой, прорвётся; то из секретной комнаты секретчик червяком выползет и нагло вклинится — я тут и стоял!

Да какая может быть служба, если в кармане с позапрошлой недели «вечерний звон»; если жена ходит на поклон к соседке, чтобы день-два перебиться; если запланировали дочке купить новые туфли, и у той, бедненькой, глаза уже счастьем заранее горят; если все мечтания сейчас об одном: сунуть в кассу именной талончик, а взамен ухватить стопку долгожданных купюр? Какая сила прогонит офицера, прапорщика из очереди?! Тем более уж на своей шкуре познакомились с тем, что кассир может запросто объявить: «Деньги закончились!» — и закрыть перед ошалевшей очередью окно. И никакие просьбы, мольбы, вопли тут не помогут, ибо при всей своей любви к наличности, Гаврюша Пегий всё же не печатная фабрика Гознака. Словом, канули в Лету те советские беззаботные времена, когда денежек хватало на всех…

Обычным майским днём тысяча девятьсот девяносто третьего года толпа у кассы даже не знала, есть деньги или нет. Вернее, наоборот, знала, что денег нет, потому как об этом извещала приклеенная бумажка, но всё равно не расходилась. Новая жизнь уже всяческим вариантам научила: мало ли какие слухи бродят, мало ли какие бумажки на закрытом оконце висят? Двадцать седьмое сегодня — день зарплаты, а с этими бумажками, глядишь, и недоразумение обнаружится! С особой надеждой толпились отпускники: полковой «телефон» ещё с утра разнёс весть — отпускникам что-то должно «перепасть».

Гаврюша, которого уже именовали только по имени-отчеству, белел в своём скворечнике наигранно-утомлённым лицом, советовал по-доброму разойтись, ибо денежный ящик, по его словам, пуст, аки колодец в пустыне. Ему не верили, и большая часть очереди, особенно отпускники, стояла истуканами — вдруг какое чудо случится.