Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Перед началом учебного года, который справляется военными первого декабря усиленной муштрой, всеобщей беготнёй и редкостной нервотрёпкой, из окружного управления ракетных войск и артиллерии иззвонились насчёт очередного донесения. Бумага, на важности и срочности которой настаивал штаб, в полку справедливо расценилась как пустяковая, и к грозному штабному офицеру пешим аллюром направили незрелого Фалолеева, снабдив всё же указанием ворон но дороге не считать.

Без особых приключений гонец добрался до главной площади города, но не успел он и сунуться в бюро пропусков, чтобы по служебному телефону доложить о пакете, как ретивость в исполнении приказа сыграла с ним забавную шутку.

Переходя улицу напротив штаба, Фалолеев не стал дожидаться, когда протащится длинный бело-синий автобус, за которым вдобавок ещё висел хвост из трёх машин, а молодецки метнулся на прорыв — чуть не под колёса! Очутившись на другой стороне под раздражительный клаксон полосатого «ЛиАЗа», он в запарке энергично проскакал ещё метров пять, и стоявший неподалёку от штаба генерал — тучный, в яркой алой фуражке — как-то сам собой остался позади, не удостоившись положенного внимания младшего по званию.

Артиллерист, однако, успел осознать свою оплошность и, применив к ситуации правило «лучше поздно, чем никогда», потянул руку изобразить отдание воинской чести. Но насчёт «поздно» обиженный генерал имел собственные, радикально противоположные соображения. «Ко мне-ка, наглец!» — властно поманил он Фалолеева растопыренными пальцами в коричневой кожаной перчатке.

Тот подошёл к генералу, как на параде — чётким уверенным шагом, с образцовым отданием воинской чести. Но молодцеватый доклад лейтенанта и заготовленное покаяние было оборвано нервной отмашкой руки.

— Что, сосунок! Лень генерала разглядеть?!

— Никак нет! Не лень! — лицо лейтенанта пылало от мороза и стыда.

— На исходное! Пройти как положено! — рявкнул высокий чин и ткнул генеральской дланью вдоль улицы. Фалолеев, поджимая левой рукой папку с тремя злополучными листами, кинулся бегом в указанное место.

Смурной, наполненный недовольством генерал, по собственному убеждению, имел сейчас все основания быть взбешённым. И вовсе не из-за разгильдяя-лейтенанта, а по той причине, что уже целых десять минут он толкался возле железных штабных ворот, на морозе, в продуваемой ветром фуражке, а персональный «уазик», что обязан был выскочить со стоянки даже на шевеление мизинца, куда-то запропал.

Время шло, холод всё крепче охватывал генерала, но ему не хотелось возвращаться внутрь штабного двора, потому как он торопился всерьёз, а его хождение в штаб и на улицу ни на минуту не ускорило бы появление машины. И генерал топтался взад-вперёд, мял холодеющие пальцы и совсем не обращал внимания на воинские приветствия снующих мимо офицеров. Негодование его нарастало всё сильнее и сильнее. А тут ещё и лейтенант, из-за которого прямо под ухом рявкнул автобус!

Маршировал молодой офицер блестяще, недаром в полку его сразу поставили ассистентом при знамени! Высоко поднятые ноги ступали на очищенную от снега землю резко, уверенно, рука для отдания чести подлетала в мгновение ока, прямая, как по ниточке!

Но ни одним, ни даже двумя заходами Фалолеев не отделался.

— Повторить! — отлетало от генеральских оскаленных зубов. И лейтенант повторял. При прохождении мимо генерала он всматривался в его одутловатое красное лицо, в мясистую выпирающую челюсть и думал об одном: «Только бы не под арест!» Тогда несмываемый позор в полку, да ещё за сорванное приказание на орехи достанется: Бужелюк уставится бешеными глазами, проорётся и обязательно перед строем скажет: «Вот герой — он нажил нам геморрой!»

Старательный «правёж» молодого, подтянутого лейтенанта привлёк внимание всех, кто был на улице: военных, женщин, девушек. В конце концов, подлетел пулей «уазик», и генерал, который сам к фуражке руку ни разу не протянул, без слов, будто перед ним стоял не офицер, а мешок с овсом, сиганул в машину. Дверь «уазика» ещё не захлопнулась, как оттуда донеслась отборная брань: водитель получал на орехи.

Фалолеев негромко выматерился вслед уехавшему генералу, нисколько не сомневаясь, что напоролся на озверевшего пехотинца. Мало, что генерал взъярился из-за сущей ерунды, так ещё и сам на устав начихал — для приличия даже разок руки не поднял. А ещё генерал! И всё демонстративно, прилюдно!

Однако после взбучки молодой офицер пребывал больше в радости, нежели в огорчении: генерал, по счастью, не спросил ни фамилии, ни номера части — значит, пятиминутная позорная муштра, и делу конец!