«Пузырьки воздуха, словно замерзшее семя, плененные в кусочке льда, морозные узоры на окне, огненный демон газовой плиты, вода, извергающаяся из труб с роковой неудержимостью поноса, — ах, сколько счастливых часов проводил я в размышлениях о природе подобных таинств нашего быта! Как часто я замирал, зачарованно следя за безумной, отчаянной пляской капель воды на раскаленной сковородке! Сколько раз во время своих редких поездок за океан я целыми днями смотрел на пену, поглощаемую голубой поверхностью моря! И что соединяет, спрашиваю я себя снова и снова, макрокосм звезд с микрокосмом вирусов? Какая магия, какое волшебное слово заставляет их подчиняться единым законам? А как же свободная воля — первична она или вторична? Присуща она отдельному атому или целой массе? Каждому индивидууму или всему Человечеству?
„Вот чем я занимаюсь, — последнюю фразу монолога Код произнес негромко и веско. — Вот дело, которому я посвятил свою жизнь“.
Он отвлекся от высоких материй и, благодушно улыбаясь, вновь „опустился на землю“.
„Полагаю, ты можешь просто-напросто назвать меня чудаком“, — произнес он со смехом.
Похоже, Роджерс вообще не был готов как-то назвать своего приятеля, потому что с самого начала этой необычной речи впал в восторженный транс. Но теперь он мгновенно стряхнул с себя оцепенение, чтобы снова превратиться в затейника из бара, готового развеселить любую компанию, украсить своим присутствием любую вечеринку. Он попытался развлечь Кода анекдотами, которые наверняка когда-то сам услышал на работе от начальников. В одном святой Петр играл в гольф с „И.Х.“, отличавшимся раздражающей привычкой „подставлять вторую щеку“. В другом некий чиновник в порыве служебного озорства написал под присланным меморандумом „Проявление негативов“. После того, как с документом ознакомился весь офис, на нем появилось еще одно недоуменное примечание: „Где здесь негативное отношение и в чем оно проявляется?“ В прочих образцах остроумия фигурировали епископы, актрисы, лорд Сноудон и другие светские знаменитости, таксисты, домохозяйки, кастраты, извращенцы и раввины.
Хозяин квартиры продемонстрировал карточные фокусы. Потом несколько уморительно веселых минут они перекатывали друг другу боб. Роджерс придумал правила, с целой системой начисления очков. Игра о чем-то напомнила ему. Он решил показать гостю свой коронный номер. „Вот так я умею работать головой!“ — блаженно посмеиваясь, объявил он.
Роджерс вынул из холодильника яйцо. Осторожно удерживая его между большим и указательным пальцами, вытянул губы трубочкой, исполнил торжественный марш и водрузил яйцо на свою блестящую лысую макушку. С грацией индусской танцовщицы повертел головой, потом подпрыгивая прошелся по комнате, вытянув и согнув в запястьях руки так, будто ступал по канату, непостижимым образом предупреждая каждую попытку своего неустойчивого груза свалиться. Глаза его сияли от удовольствия; он то и дело разражался боевым кличем индейцев. Роджерс видел, что сумел впечатлить гостя: Код, задрав брови, ходил вокруг него, изучая покачивающееся на конусообразном черепе яйцо с таким видом, словно даже он, неутомимый исследователь необычных явлений, впервые наблюдал такой сногсшибательный феномен.
„Потрясающе! — время от времени восклицал он. — Невероятно! Это можно назвать подлинной победой разума над природой!“
Окрыленный Роджерс демонстрировал свое умение снова и снова. Код засек время. Рекорд сегодняшнего вечера составил три с половиной минуты, „…но я могу продержаться и все шесть“, — заверил его хозяин квартиры. Когда Роджерс чувствовал, что яйцо вот-вот слетит с головы, он позволял ему соскользнуть и ловко подхватывал у самого пола.
Наконец, усталый но торжествующий, он опустился на стул. Вскоре, повинуясь таинственным законам фрейдистских ассоциаций, обсуждение трюка с яйцом незаметно перешло в беседу о женщинах. Точнее, говорил Роджерс, а Код внимательно слушал и в нужный момент проявлял свое участие глубокомысленным похмыкиванием. Объект явно считал, что обладает неотразимым обаянием и исключительной мужской силой. Коду пришла в голову любопытная идея. Он зашел в свою комнату, а когда вернулся, вручил соседу „нечто чрезвычайно интересное для тебя, дорогой Роджерс“. Это была книжечка карманного формата в прочном желтом переплете, которую Код недавно подобрал, — „за неимением более интересных находок“, — на Денман-Стрит. На обложке значилось: „Все для досуга: модели, массажистки и танцовщицы“.
Читать дальше