Филипп Робинсон - Маска свирепого мандарина

Окинул прощальным взглядом своего лучшего друга, Объекта.

Повернулся к пульту управления возле осциллоскопа.

Существо пронзительно взвизгнуло, как свинья при виде ножа.

Код повернул шкалу настройки до предела, установив максимальную мощность.

Известная нам часть Вселенной покоилась на отлогом берегу Непознанной Бесконечности и тихонько пульсировала, словно амеба среди липкого ила высшей реальности: лишенная разума, она пребывала в полнейшем неведении, чем закончилось это ничтожнейшее событие — превращением Роджерса, суммы случайных категорий, или низвержением других бессистемных образований — "Финландии", мира, галактики, — в ничто.

Ничто?

Но возможно у Роджерса все-таки имелась так называемая "душа"? Возможно в момент агонии и мучительного отделения от тела она последним титаническим усилием исказила ткань континуума вокруг себя, создав собственную Нирвану, "пузырек" абсолютного безвременья, в котором будет заключена навеки?

Настолько ли сильна жажда жизни, чтобы в итоге добиться такого Посвящения? Если да, то наверное, существует иная Вселенная, в которой плавает бесконечное множество подобных пузырьков, каждый со своей плененной душей, томящейся в ожидании второго освобождения?

Код повернул шкалу до предела.

Эта процедура не вдохновила его на очередной поэтический экспромт.

Но что скрывала бархатная маска? Какие чувства отразились на его лице в тот момент?

Сострадание?

Удовлетворение?

Печаль?

Жестокая радость?

Или, скорее, вплоть до самого конца, просто неизменное бесстрастное любопытство — неутолимое любопытство Главного Программиста, который в основном успешно завершил свой очередной Эксперимент, и уже планирует следующий?

Т. Эллиот в пер. А. Сергеева.

"О природе"

шампиньоны

Очень вольный перевод строки из "Искусства любви" Овидия

"Макбет", акт II, сцена 3, в пер. Ю. Корнеева

Канцерогенный углеводород.

"Миф двадцатого столетия" Розенберга.