Филипп Робинсон - Маска свирепого мандарина

Что делать дальше, как нам поступить?

Наконец, однажды утром председатель "Комитета спасения Финландии" спустился в вестибюль, надеясь увидеть какого-нибудь сорвиголову, рискнувшего пробраться сюда ради возможности пообщаться и узнать последние новости, но не встретил никого.

Код прислушался.

Вокруг царила мертвая тишина. Время от времени ее нарушал зловещий подземный гул. Все здание ритмично подрагивало, словно радовалось своему триумфу.

Оно походило на дерево, которое сейчас последним усилием вырвет себя с корнями из земли. Или на звездолет, изрыгающий дым и пламя, готовый через мгновение сбросить удерживающие его металлические путы и взмыть в небо с грузом душ, поглощенных Дырой.

Вибрации прекратились. Наступило недолгое затишье.

Наш герой понял, что он и Объект — последние оставшиеся здесь живые существа, которых можно назвать людьми (конечно, в широком смысле слова). Он изумленно отметил, что разрушительный оргазм, переживаемый "Финландией", каким-то непостижимым образом стал откликом на кульминацию его Эксперимента.

Здание снова затряслось, будто пыталось разрешиться от бремени.

Код отправился к себе. Он без труда ориентировался в запутанном лабиринте коридоров и лестниц, безошибочно угадывал каждое новое смещение внутри здания, своим прикосновением на мгновение возвращая стенам былую надежность. Позади с глухим стуком рушился бетон, грохотали сдвигающиеся полы и потолки: здание корчилось в мучительном экстазе предродовых схваток.

Он остановился возле своей квартиры. Настало время завершить Эксперимент. Посвящение Объекта по имени Роджерс.

Код повернул ключ и открыл дверь.

После блужданий по грохочущему, беспрестанно менявшемуся лабиринту коридоров, ему показалось, будто он попал в операционную с ее стерильной тишиной: эта квартира осталась единственным местом в "Финландии", где не чувствовалась вибрация. Она была настоящим островком покоя и здравого смысла.

Код неторопливо ходил по комнате и собирал инструменты. Потом как обычно надел халат, шапочку хирурга и перчатки. Подошел к Креслу, чтобы, как делал каждый день, проверить рефлексы, дыхание и обмен веществ Объекта. Позади него, на экране осциллографа умиротворяюще колыхалась волна. Последние трое суток Код постоянно держал своего подопечного пристегнутым к Креслу, а настроенная на малую мощность Машина не прекращала работать ни на секунду, потому что подопытный уже не мог обойтись без облучения. Не получив необходимую "дозу", он сразу превратится в марионетку с оборванными нитями. Он до такой степени нуждался в постоянной подпитке радиацией, что если Машина выключится, сразу впадет в кому.

У Объекта было затрудненное дыхание, а пульс стал прерывистым, как никогда прежде, отметил Код. Очевидно, у него отказывает даже самая примитивная часть нервной системы — вегетативная. Но насколько он мог судить — ведь теперь у его подопечного левая половина лица, как и многие другие области тела, парализована, — Объект до сих пор пребывает в состоянии эйфории. Правый уголок рта чуть приподнят в жалком подобии счастливой ухмылки, а правое веко подергивается, как будто он постоянно подмигивает. Не считая этого, он почти не подавал признаков жизни. Однако Код и сейчас иногда с удивлением наблюдал внезапные реакции тех нервов или мускулов, деятельность которых, по идее, давно уже прекратилась. Объект поистине боролся до последнего вздоха. Его выносливость и стойкость не могли не восхищать.

Код закончил осмотр, выпрямился, бросил взгляд на осциллоскоп. Мерно раскачивающаяся на экране волна воплощала собой спокойную уверенность. До начала второй, заключительной стадии Эксперимента, когда ее энергию еще нельзя было точно сфокусировать, она оставалась юной и незрелой, и в ее необузданном поведении чувствовалась свойственная молодежи смесь робости и дерзости. Теперь, показав собственную силу и не нуждаясь больше в самоутверждении, она остепенилась, стала солидной особой средних лет. Код окинул ее нежным взглядом, волна склонилась в ответном приветствии. За время Эксперимента между его участниками, — Посвятителем, Волной и Объектом, — установились тесные дружеские отношения коллег-исследователей, посвятивших себя общему делу, грандиозному опыту, в котором каждый знал свою роль и охотно исполнял ее, но при иных обстоятельствах не раздумывая взял бы на себя обязанности товарища.