— Наша еврейская община — одна из старейших в мире, — отвечал господин Рубени. — И во что это вылилось? Мы снова враги, живем под мечом этих фанатиков. Теперь мы для них — вы только представьте себе — мы для них нечисты, — произнес он, кладя в рот кусочек медового печенья, как бы подслащивая эту горькую мысль.
— Но в Иране до сих пор живет много евреев, не так ли? — спросил отец.
— О, да. Около сорока тысяч, а может, и больше. Некоторые внешне живут, как мусульмане. В основном иранские евреи живут в Тегеране, но также в Ширазе, Кашане, в нашем прекрасном Эсфахане. В нашем родном городе… Не меньше пятидесяти тысяч уехало с тех пор, как образовалось государство Израиль. Из Ирана нас хотя бы не выгоняли, как из других мусульманских стран. Еще много наших там осталось. У большинства иранских евреев есть родственники в Израиле. У нас тоже есть, но мы… — господин Рубени запнулся и сделал жест правой рукой, словно отгоняя мысли о переселении в Израиль. Его старший сын метнул яростный взгляд на отца.
— Но последний шах, кажется, неплохо относился к евреям? — спросил отец. — По крайней мере я всегда так думал.
— О, да, вы правы, — глаза старого джентльмена загорелись. — Все иранские евреи любили Реза-шаха. Когда он приезжал в Эсфахан, он молился в нашей синагоге и отдавал должное Торе. Мой отец был в числе старейшин, которые приветствовали шаха от имени общины. При шахе Реза евреи чувствовали себя в безопасности. Сейчас говорят…
— Перестань, отец, — перебил его Бабак. — Наши советские гости не могут не знать правду.
Видно неспроста младший сын господина Рубени, дантист-коммунист, назвал нас «советскими».
— Он был марионеткой империалистов и кровавым убийцей, вот кем он был, твой любимый шах. И он только делал вид, что нормально относится к евреям, потому что знал, что на Западе это одобрят. Все та же старая песня.
— А когда вы стали думать об отъезде? — обратился я к отцу и сыновьям Рубени.
— Думать? — господин Рубени возвел полумесяцы бровей к небу. — Думать? О, мой покойный отец заговорил об этом еще в начале 1950-х, вскоре после того как Израиль стал реальностью. Но мы выжидали, как и многие другие. Как давно евреи живут в России — два, три столетия? А мы уже в Персии более двух с половиной тысяч лет. Непросто сняться с насиженного места.
— Мы пришли сюда, то есть туда, задолго до мусульман, — вмешался в разговор Вида. Его голос дрожал от досады, а левая рука втирала сигарету в тяжелую мраморную пепельницу.
— Да, мой сын совершенно прав, — продолжил господин Рубени. — Поэтому мы так долго ждали. И колебались.
— Это так похоже на то, что происходило с отказниками в России! — воскликнул отец. — Мы точно так же ждали и дотянули до 1979 года. Все сомневались, а паром тем временем отчалил.
— Мой драгоценный друг, — господин Рубени повернул глаза к отцу. — Наши судьбы чем-то похожи, но в то же время они совершенно разные. После того как у нас произошла революция, я уже знал, что ничего хорошего ждать не приходится. Но все равно колебался. Лишь в 1982 году я окончательно решил вывезти всю семью. Но я хотел это сделать без резких движений, — господин Рубени поднял с тарелки половинку дыни и стал нарезать ее на совершенно ровные доли.
— Я боялся навести подозрения на семью, не хотел неприятностей. Я нашел партнера, турецкого еврея из Стамбула, он тоже занимался дорогими коврами, и потихоньку начал переводить средства на его счет. Так продолжалось четыре года. Затем я начал ликвидировать свое имущество, тоже очень медленно, оставив кое-что на имя своего партнера из Эсфахана. Он не еврей, но наши семьи — моя и его — занимались вместе бизнесом на протяжении нескольких поколений.
— И никто из властей ничего не заметил? — спросил я.
— Мой юный друг, вы же из России. Не мне вам рассказывать, как сделать, чтобы чиновники смотрели в другую сторону, — ответил господин Рубени с печальной усмешкой, качая головой. — Не стану утомлять вас скучными подробностями.
— А потом? — снова спросил я. В этом благопристойном доме меня почему-то тянуло задавать прямолинейные вопросы. — Что было потом?
— Потом я повез всю семью на отдых в Турцию. Нас было семь человек и в придачу багаж в старом «кадиллаке». Большая американская машина. Вы скоро увидите много таких. Сначала мы поехали в Тебриз, затем пересекли турецкую границу в Базаргане. Карманы пограничников и таможенников оказались одинаково вместительными по обе стороны границы. Затем последовало долгое путешествие в Стамбул. Но я всех вывез — моих сыновей, моих внучек. Оттуда мы прилетели в Вену, как и вы все. Как и другие еврейские беженцы. И вот мы здесь. Ждем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу