Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов

— Извините, — улыбнулся он, — загулял я вчера. Ну, мне пора.

— Раньше надо ложиться, — шутливо посоветовала она, представив себе веселую попойку, беспечно танцующих женщин.

Улыбаясь, он встал со скамьи. Костюм был помят на спине и неважно сидел на нем: видно, что куплен в кредит в магазине готового платья. Он был довольно высокого роста, лицо не лишено приятности. Оно не постареет, таким и останется до самой смерти, будто деревянная маска искусной работы. У хозяев Бити в гостиной висела такая маска, хозяин говорил, что она стоит кучу денег.

— Ну, всего хорошего, — сказал человек. — Жаль, времени нет, а то еще бы поболтали. Малышку берегите.

— Прощайте! — Она нагнулась над коляской, чтобы поправить одеяльце на спящем ребенке, а когда подняла голову, человек уже скрылся за деревьями. Он забыл на скамье газету, но было поздно его окликать — не услышит. Там, где он свернул, какой-то пожилой господин кормил орехами белку. Статуя Родса простерла длань на север, в сторону сегрегированных уборных: «Вот лежит ваша земля».

Бити потянулась за газетой и развернула ее, решив, что посидит еще четверть часика, а потом поедет готовить ребенку еду.

Газета потрепалась, словно ее туго скатывали и нервно мяли в руках. На изгибах типографская краска размазалась. «Длинные смуглые пальцы», — ненароком подумала Бити, разглядывая первую страницу. Начинается суд над женщиной, которая будто бы убила мужа. «Убийство в Бейнсбурге. Сегодня она предстанет перед судом», — кричали заголовки. Бити Адамс припомнила захолустную станцию, бидоны с молоком, загон для овец; цветной мужчина в железнодорожной фуражке мел платформу, а поезд медленно тащился мимо, увозя ее в город, и было это давным-давно. Неужели тот самый городишко? На фотографии — деревянный дом с железной кровлей, запряженный лошадьми фургон, забор из гофрированной жести. На крыльце у запертой двери стоит полицейский с самодовольной рожей и держит руку на кобуре. В размазанную газетную колонку врезана другая фотография: женщина в шляпе, похожей на черный нимб, миссис Катерина Зюйденхаут. И как это люди могут докатиться до такой мерзости, чтобы убивать друг друга! Вот он, тот страшный мир, что лежит за стенами ее комнатенки. Бити замахнулась газетой на голубя, усевшегося на верх коляски, он вспорхнул, сделал круг над дорожкой и полетел в сторону музея.

Подходя к музею, Бейкс невольно вспомнил свидание, которое у него здесь было четыре года назад. Тогда тоже стояло лето, и он, как теперь, не выспался. Странное совпадение. Прошлое ожило на миг, будто цветной диапозитив вспыхнул на экране памяти…

В вестибюле было прохладно, несмотря на лето. В музеях почему-то всегда так: холодно, как в леднике. Вереница притихших детей во главе с учителем шагала на цыпочках под гулкими сводами. Какой-то малыш зашелестел пакетом с бутербродами, и учитель зашикал на него. Ступая по скрипучим половицам тускло освещенного вестибюля, Бейкс почувствовал на себе короткий, но пристальный взгляд служителя, оброненный поверх газеты. Бейкс скосил глаза в сторону стеклянной конторки, но увидел только синюю форменную фуражку и крупно набранный заголовок «СТАЧКА» в газете. Бейкс не очень-то похож на человека, интересующегося чучелами хищников, зародышем обезьяны в стеклянной банке или раздавленной блохой под увеличительным стеклом. Как бы служитель чего не заподозрил. Он пошел дальше в полумраке, мимо средневекового оружия, мечей, топоров, старинных пищалей и кирас и по широкой надраенной лестнице поднялся на верхний этаж.

Здесь было светло. Солнечный свет лился через огромные окна, и стеклянные глаза леопардов, львов, бабуинов искрились, как неисправные радиолампы. Бейкс был совсем один, странник в затерянном, безжизненном мире. За стеклянной клеткой с обезьянами, висевшими на бутафорских ветвях, пряталось чучело слона. Белые таблички с названиями животных усиливали ощущение гротеска. Бейкс едва не сбился с пути, заплутавшись среди саркофагов и гипсовых фараонов, но в конце концов отыскал антропологический отдел. Здесь за стеклом охотились с луком и короткими стрелами аборигены — красноватые лилипуты с короткими, цвета перца волосами и бисерными глазками. «Вот первые борцы за свободу», — с теплым чувством подумал Бейкс. Он молча шагал мимо неподвижных охряных фигурок, скорчившихся над очагами и страусиными яйцами, в которых хранилась вода. Наконец в пыльном прямоугольнике света он увидал Айзека.