Юрий Коротков - Абориген

— Слышь, Степан…

— Что? Подъем уже? — забормотал, захлопал глазами спросонья тот.

— Да нет, — шепотом сказал Борька, — Я вот чего… Кого они берут-то?

— Кто?

— Марсиане. Зачем им я? Они, должно, ученых или еще кого.

— Отстань! Кто подвернется, того и берут, — Степан перекатился на другой бок.

— Я вот чего думаю. Вот прилетят они, возьмут меня. Как представителя. Вот прилетим мы на Марс, и спросят они, трехглазые-то: расскажи нам, мол, Борька, про свою Землю. А чо мне им сказать? Чего я им могу рассказать — как сети ставить? Как от колчаков в затонах прятаться? Чо я знаю-то! Я ж не видел ничего. Я моря не видел… А, Степан? Ты спишь, чо ли? — Он наклонился над сладко сопящим Степаном, опять сел и тоскливо задрал голову к звездам…

Борька разобрал утренний улов, отобрал покрупнее и развесил сушиться на бечевке между палатками. Бечевку они с ребятами натянули неделю назад, теперь она основательно провисла под тяжестью метровых щук и здоровенных, как лапти, чебаков. Мелочь — для жарехи — он сдал девчонкам.

— Слышь, Лен… — Борька помялся. — Я это, уехать мне надо.

— Совсем?

— На день только. Отпроситься мне надо.

— Найди командира, какие проблемы?

— Строгий он. Скажет — не положено.

— Ну, пойдем вместе, — усмехнулась Алена.

Они вышли на просеку, и Алена помахала командиру.

— Ему уезжать надо, а он спросить боится. Запугал ты всех…

— Неделю не проработал — уже дезертируешь? — строго взглянул на Борьку командир.

— Мне на день только. У матери это, день рождения.

— Тогда и вопросов нет. Поезжай, конечно.

— Я рыбы-то наловил, — оживился Борька. — Они сготовят, я ж показывал. А я к завтрему обернусь.

— Перекур! — Командир поднял скрещенные руки над головой. — Кому что в городе надо?

— Кому гостинцев? — закричал Борька. — Купец на ярмарку собрался!

— В штаб зайди — нет ли писем.

— Сигарет! Сигарет купи!

— Яблок килограмм. Во сне уже вижу.

— Ладно, ладно, запомнил, ага, — Борька рассовывал деньги по карманам.

— И от комаров чего-нибудь, — жалобно сказал Сан Саныч.

— От комаров в гробу хорошо, — посоветовал Борька.

Он прибрался в лодке, перелил в бачок оставшийся бензин и вернулся к Алене.

Алена, закинув полог, подметала в палатке. Брезент просвечивал на солнце, в палатке была зеленоватая мгла, как в омуте.

— Лен, а духи какие надо дарить?

— Смотря для какого случая. — Она выпрямилась в зеленой глубине. — Легкие или вечерние.

— Не, мне рублей за десять. И чтоб побольше.

— Я не знаю, какой у вас здесь выбор. «Джи-джи», «Фея ночи». Мне больше «Флер де флер» нравятся. Вот, понюхай, — она отвела волосы. — Иди сюда…

Борька осторожно подошел, увидел перед самыми глазами ее маленькое, крепкое ушко с камушком в нежной, пушистой мочке. Зажмурился, потянул носом…

Алена обернула к нему зеленое русалочье лицо и тихо, непонятно засмеялась, глядя на ошалевшего, глупо улыбающегося Борьку.

— Нравится?

— Ага… — Борька вдруг смутился до слез, стоял, не зная куда девать руки. — Отец каждый год, где б ни был — хоть в Мансийске, хоть в Вартовске — приходил, духи дарил французские и розы с рынка. Хоть на час приходил — и обратно. Даже когда Феликс появился… Я французские-то не вытяну, дорого…

— А что, у вас тут французские духи есть?

— Да вон в Банном, в сельмаге — залейся. Кому они нужны, за полста рублей… Я розы ей подарю и духи какие-нибудь. Как ты думашь, поймет она?

— Поймет, Борька. Конечно, поймет, — серьезно ответила Алена.

Борька правил вниз по Тромъегану, подставив лицо холодному ветру. Время от времени он вспоминал крошечное Аленино ушко, и тогда будто горячая волна накрывала с головой, рот сам собой разъезжался в дурацкой счастливой улыбке, и Борька воровато оглядывался по сторонам — не видит ли кто.

А недавно с ней и вовсе чуть со стыда не помер. Шел на гребях в полкилометре от просеки, увидал издалека, как Алена купается в чистой песчаной заводи, плывет с заколотыми на макушке волосами. Когда обед готовили, Борька так и сказал ей — что видел, мол.

— Да?.. — Алена подняла глаза в упор и непонятно улыбнулась, как сейчас в палатке.

Борьку аж пот прошиб, когда понял, про что она подумала.

— Да не… Я это… — растерялся он. — Не ходила б ты одна. Лето же…

— Лето. Август, — подтвердила Алена, все не отводя глаз. — Ну и что?

— Как чо? Зэки бегают… Лагеря ж кругом… — еле промямлил Борька…

Потом вдруг развеселился, вспомнив, как Сан Саныч бросился записывать про то, что от комаров в гробу хорошо. Бородатый Сан Саныч ходил за Борькой с тетрадкой и все писал чего-то, а вчера подсел, стал расспрашивать, как рыбалят с острогой.