Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Из сказанного с полной очевидностью следует, что жизнь во сне может обладать желаемыми для индивида качествами (малой скоростью и большой содержательностью) в большей мере, чем жизнь наяву.

Хотя человек нашего общества примитивен с психологической точки зрения, чтобы описать законы его поведения, требуется не арифметика социологии, а высшая математика. Кстати, знакомство с этими законами у меня началось именно с математики. Я был самым сильным математиком среди учеников школы, но учителя меня почему-то никогда не называли в числе лучших. Почему? Сначала я удивлялся, а потом привык. И все к этому привыкли. В самом деле, зачем меня называть среди самых способных по математике, если это и так очевидно?! Задачки, над которыми часами ломали головы наши отличники, я решал мимоходом. И частенько подсказывал этим отличникам идеи решения. И они, конечно, никогда не признавались в том, что это — мои идеи. Подумаешь, какое дело! У него (то есть у меня) этих идей навалом, от него не убудет, если мы (то есть они, отличники) кое-что позаимствуем! На математической олимпиаде в университете я быстрее всех решил все задачи, но меня опять-таки не включили в список лучших. Тут я возмутился и добился разговора с одним из членов комиссии. Из разговора этого я понял, что я допустил грубую... нет, не математическую, а социально-психологическую ошибку: я дал слишком простое, а порой — даже слишком банальное решение задач, тогда как надо было показать, что я знаком с такими разделами математики, которые в школе не проходят, и дать более сложное решение. Зачем? — удивился я. Если задачи примитивны... Для комиссии, спокойно сказал почтенный ученый.

Лишь много лет спустя я понял, что то решение комиссии было правильным, то есть совершенно по правилам поведения членов нашего общества. И вообще все происходит правильно (по правилам), за редким исключением. Что это за правила? Как-нибудь, если будет настроение, я напишу на эту тему книжку. А сейчас я вернусь к той истории с математической олимпиадой. Парень, который был тогда отобран в качестве победителя, закончил решение задач через сорок минут после меня, исписав гору бумаги. Он был именно отобран, ибо соответствовал представлению профессоров и руководителей о таланте, вполне укладывался в рамки истории и традиции науки, его будущее было ясно для всех. Я же у них вызывал раздражение некоторым пренебрежением к столь торжественному событию, непочтением к традициям, чрезмерной легкостью решения и некоторой потенциальной угрозой в будущем (кто его знает, что он может выдумать?!). Я был для них чужой, и они все это сразу почувствовали. И хотя все они (члены комиссии) были различны по одаренности, по образованности, по званиям и заслугам, по характеру и прочим признакам, они в данном случае повели себя удивительно одинаково. Они все среагировали на меня как на чужеродное явление и как на потенциальную угрозу их спокойствию и благополучию. Любопытно, что я это отношение к себе со стороны окружающих ощущал всю жизнь. И даже сейчас, когда можно сказать, что жизнь в основном прожита, мои сослуживцы все еще побаиваются, как бы я не совершил что-либо из ряда вон выходящее. А один из них уговаривал меня признаться в том, что я по секрету чуть ли не целую новую науку выдумал. Ты хитрый, сказал он мне. Умрешь, а лет через пятьдесят после этого опубликуют твои секретные сочинения, и ты проберешься в историю науки. Это мы тут вынуждены всякой ерундой заниматься!

— Представьте себе, — говорит МНС мечтательно, — произошло нечто невероятное. Собрался Пленум ЦК КПСС и принял решение предать гласности все материалы о репрессиях сталинского периода, запретить преследование за политические выступления, легализовать все группы вроде нынешних диссидентов, легализовать издания «Хроники текущих событий» и других сборников такого же рода, легализовать вообще «самиздат», — короче говоря, удовлетворить все требования поборников прав человека (между прочим, глупое выражение — «поборник») и критиков режима.

— Зачем?

— А хотя бы для того, чтобы показать людям, что ничто от этого не изменится.

— Почему же не изменится?

— Хотя бы потому, что это решение кто-то должен будет претворять в жизнь, причем не один раз, а регулярно, из года в год, из десятилетия в десятилетие. Кто это будет делать? Те же люди, которые сейчас стоят у власти во всех ее звеньях.