Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

В школе мы с приятелем придумали в шутку учение о том, как лучше всего выжить, будучи избиваемым и убиваемым. Это было нечто принципиально отличное от приемов защиты в драке, когда ты сопротивляешься или нападаешь сам. Это была совокупность принципов покорности.

Из мудрых истин бытия

Моей натуре эта ближе:

Кто зад у сильных мира лижет,

Тот избегает бития.

Нас, конечно, прорабатывали на комсомольском собрании, осудили наше учение как классово чуждое. Были, правда, затруднения в установлении того класса, интересы которого выражало наше учение. И хотя наше учение было шуточным, моя собственная жизнь и жизнь окружающих меня людей проходила в соответствии с ним.

Но если все-таки под вздох

Они тебе влепили, гады,

Не жди! Скорей на землю падай!

И делай вид, что ты издох.

И мы падали еще задолго до того, как нам наносили удары. Падали даже от воображаемых ударов. Мы настолько привыкли падать, что тосковали, если нас не били, мы жаждали получать удары.

Еще хочу предостеречь:

Не вздумай Им уподобляться,

Старайся лучше расслабляться.

Авось удастся жизнь сберечь.

И мы жили, боясь напрячь мускулы и распрямить плечи, готовые вобрать в себя любой чужой кулак. И многие благодаря этому уцелели.

И истину еще одну

Скажу в порядке назиданья:

Не надо сдерживать дыханья,

Когда совсем пошел ко дну.

Мы именно так и поступали. Даже на мелких местах мы совали головы в грязный житейский поток и с жадностью вдыхали его смертоносные воды. И вот нас уже нет. А те, что еще живы, просто ждут своей очереди.

Не нами это начато.

Такая, значит, наша участь:

С случайной жизнею отмучась,

Вернуться в вечное ничто.

А к чему я об этом вспомнил? А вот к чему.

Однажды к нам на фронт приезжал лектор из политотдела армии. Здорово трепался. Мы слушали развесив уши. И все напирал на приоритет общественного перед личным. После лекции мы продолжали обсуждать эту тему между собою. Был у нас во взводе один мальчишка. Тихий, задумчивый. И не очень расторопный как солдат. Вот он и ляпнул вдруг, что, мол, так и не испытаешь своей личной жизни, что, мол, даже после смерти в общей могиле гнить придется. Кто-то донес. За парня сначала взялись наши политработники. Пошли допросы и проработки. Почему не хочет в братской могиле гнить?! Отрыв от коллектива! Противопоставление себя коллективу! Тут и до измены один шаг! А парень, вместо того чтобы покаяться, уперся: хотелось бы, стоит на своем, в своей индивидуальной могиле гнить. Дело раздули. Кончилось трибуналом. Парню говорят: или покаешься, и тогда десять лет штрафного, или не покаешься, и тогда расстрел. В общем, расстреляли парня. Перед строем, чтобы пример для всех был. Тут-то и возникла проблема: как хоронить? Если закопать отдельно, значит, пойти на уступку ему. Зачем тогда расстреляли?! А в братскую могилу нельзя — изменник! Кто-то предложил подождать, когда таких мерзавцев много накопится, и закопать их вместе..Но этот вариант осудили: нельзя таким путем создавать антисоветскую группу. Ничего себе задачка? Не подумайте, что я шучу. Такая заваруха началась. Дело дошло до самых высших инстанций. От нас труп увезли в особой машине, с усиленной охраной. А куда и зачем, мы спросить побоялись. Интересно, как Они там справились с этой проблемой?

Продолжу поученья нить

Я совершенно не шутливо:

И после смерти будем гнить

В среде здоровой коллектива.

Почему мы так много говорим и думаем о диссидентах и эмиграции? В диссиденты идти и эмигрировать мы не собираемся. И отношение к ним у нас больше недружелюбное, чем дружелюбное. Думаю, что этому есть простое объяснение: это для нас есть повод и конкретная форма обдумывания более общей и глубокой проблемы своего собственного положения в нашем обществе. А отношение наше к этим явлениям определяется тем, что они не дают решения нашей фундаментальной проблемы, а в качестве формы они ей неадекватны. Наше преувеличенное внимание к этим явлениям является не столько результатом любознательности и солидарности, сколько раздражения. Мы подсознательно воспринимаем диссидентов и эмигрантов как лиц, которые незаконно узурпировали поле деятельности, принадлежащее нам по праву. Они нам кажутся ловкачами, использующими благоприятную конъюнктуру, то есть явлениями по сути дела очень советскими. Они нам кажутся такими даже в тех случаях, когда их сажают в тюрьмы и сумасшедшие дома, лишают работы и вообще всячески преследуют. Хотя они и имеют антисоветскую направленность, они ее выражают в рамках советскости. Это — чисто советская форма выражения антисоветских настроений. Это — не парадокс, а типичное явление для истории. Марксизм в свое время зародился тоже как чисто буржуазная форма антибуржуазных настроений.